Мир, в котором мы живём
Это продолжение моего ответа Льву Сергеевичу Амбиндеру, президенту Российского фонда помощи, именуемого также Русфонд. Если в предыдущей части я просто постарался показать, что Лев Сергеевич не всегда точен в своих оценках, то в этот раз попробую поговорить о вещах более серьёзных, чем чьи-то частные ошибки.
Лев Сергеевич предлагает российским благотворительным фондам договориться об общих правилах. Это видится ему необходимой мерой в ситуации обостряющейся конкуренции, когда в стране кризис, а благотворительную сферу начинает захлёстывать волна мошенничества и неэтичного поведения.
Я полностью согласен с Львом Сергеевичем, и попробую поддержать начатый им разговор. И начну с того, что опишу мир, в котором мы все живём. Потому что общие правила могут работать только в общем космосе. Стоит убедиться, что мы представляем этот космос одинаково.
Некоторые правила у нас всё-таки есть. Мы живём по закону.
Хотя российское законодательство (и законоприменение тоже) о благотворительности таково, словно его почти нет. Масса аспектов нашей работы не прописаны вообще, а те, которые прописаны, зачастую оторваны от реальной практики и почти что бессмысленны.
Например, существующие формы публичной отчётности перед министерством юстиции (ОН0001, ОН0002 и ОН00003) крайне малоинформативны, из них непонятно, чем, собственно, занимаются те, кто отчитываются, к чему стремятся и какие методы применяют на этом пути. К тому же и их публикация необязательна. Например, отчётов вот этой структуры на сайте МинЮста не найдешь.
Также необязательна публикация какой-либо внутренней документации о работе фонда (Устав, протоколы, состав руководства и так далее) или отчётности об использовании средств. Есть организации, собирающие пожертвования анонимно, есть организации, собирающие без отчётности. Некоторые для общественности публикуют непонятно как полученные обобщённые цифры или красочные презентации, а некоторые не публикуют вообще ничего. Всё это в равной степени законно. И все они могут быть финансово успешны, и все их действия абсолютно законны.
Существующие в «Законе о благотворительной деятельности» запреты и правила существуют скорее на бумаге, чем в реальном мире. Например, я не нашёл ни одного случая, чтобы благотворительную организацию наказали за нарушение пункта 3 статьи 16 этого закона — знаменитого правила «80 на 20», ограничивающего расходы на административно-хозяйственный персонал. Практика показывает, что это правило легко обходится путём манипуляции с формулировками в текстах благотворительных программ и трудовых договорах, и само оно в нынешнем виде скорее бессмысленно.
Никак и нигде не прописаны правила взаимоотношений «сборщик -благополучатель».
На настоящий момент даже заведомым мошенникам, собирающим средства для тех, кто о сборе даже и не знает, правоохранительные ведомства не могут ничего предъявить, если данные получены из открытых источников.
Известнейшему мошеннику Степанову подобный бизнес сходил с рук много лет. Его многократно ловили и многократно отпускали, хотя он в открытую создавал сайты с фотографиями чужих детей с поддельными именами и ходил с ящиком-копилкой по автобусам и площадям по всей стране. Всерьёз привлечь к ответственности его смогли только в Чеченской Республике с её своеобразной правовой культурой. О других примерах успешных уголовных дел с подобным составом преступления я не слышал. Зато слышал о неудачах на этом пути.
Никак не регламентирована работа ящиков-копилок. Существующие традиции (акты пломбирования и вскрытия, наличие в актах подписи независимой инстанции, внесение денег на счёт организации и так далее) отчасти скопированы с правил обращения с наличной выручкой для коммерческих структур, а в остальном это именно традиции, за их нарушение никто не накажет, что и подтверждается разгулом уличного «волонтёрства с ящичками».
Точно также никак не отрегулирована работа сайтов благотворительных фондов и сборы пожертвований через интернет.
Государство несколько ограничивает техническую возможность анонимных переводов, борясь с финансированием терроризма, но этим регулирование и кончается.
Единственное, что налагает на тех, кто собирает пожертвования через интернет, какие-то обязательства, — договоры оферты. Но так как их пишут сами сборщики, а не читает почти никто, то эти договоры оставляют огромный простор для этически двусмысленного поведения — к примеру, изъятия значительной части каждого платежа в пользу организации-сборщика или предоставление детального отчёта исключительно по письменному запросу и только лично в офисе фонда, без права копирования. Или непредоставление его вовсе.
Доказать «нецелевое использование пожертвований» в случае с активно их собирающей организацией крайне сложно. Например, срок использования пожертвования составляет по закону 1 год, и в течение всего этого времени организация может совершенно спокойно на все вопросы о том, когда же будет оказана помощь, отвечать «это случится завтра» — и будет полностью права. А если благотворительной программой, как говорит всё тот же закон «предусмотрено иное» — то и вообще бесконечно долго, и момент ответственности отодвигается в «неизвестно когда».
А поскольку речь идёт о пожертвованиях массовых, когда из тысяч небольших вкладов собираются огромные суммы, а конечный результат отслеживают разве что зависимые лица — благополучатели, то довольно очевидно, что шансы на борьбу с мошенничеством в этой области близки к нулевым. Пострадавшим выступить некому: благополучатели заинтересованы хоть в каких-то деньгах, а жертвователи — каждый по отдельности — пострадали на слишком небольшие суммы, чтобы возник повод городить огород полицейского дознания. Самим же правоохранителям для полноценного расследования нужно потратить слишком много усилий и времени, да и в суде попотеть придётся, и скандал можно получить — а значит, инициативы с этой стороны вряд ли стоит ждать.
Я очень боюсь вмешательства государственной власти в нашу благотворительную жизнь. Народное наименование главного законодательного органа страны «бешеным принтером» возникло не на пустом месте, и запретительные инициативы вряд ли облегчат нам жизнь. Но мы очень ясно видим, что нынешняя анархическая вольница ведёт к тому, что обывательский стереотип о сплошном мошенничестве в благотворительности постепенно становится явью.
Общие правила добровольного самоограничения в такой ситуации (правила всегда ограничивают), когда нет никакой ответственности за их нарушение превратятся из гарантии честной работы в лишнее препятствие для развития. А у нас нет никаких средств сделать то, что нам представляется правильным — обязательным, и как-то наказать тех, кто действует иначе.
Ну что мы сделаем с нарушителями? В газету напишем? По телевизору покажем? Это всё уже делалось и ни к чему не привело. Как жертвовали, так и продолжают.
Именно поэтому «Все Вместе» рассматривает «Декларацию» только как часть общего движения в сторону полного запрета уличных сборов наличных денег либо создания правил этого занятия. Правил, нарушение которых будет вести к реальной ответственности перед законом. В противном случае всё это зря.
Сейчас, пока ещё, мы сильнее. Мы долго учились, у нас есть связи со СМИ и звёздами, контакт с государством и репутация в глазах публики. Однако это временное положение. Уличные сборщики быстро накапливают ресурс, интернет-мошенники активно изучают таргетирование рекламных кампаний в социальных сетях. И те, и другие научились прекрасно мимикрировать под честную работу.
Уважаемый Лев Сергеевич ошибается, говоря об «аферистах в фальшивых майках с именами честных фондов» — проблема уже в аферистах в настоящих майках с именами фондов не вполне честных. Хотя у них есть юридические лица, попечительские советы, сайты, благодарственные письма от госучреждений и даже отчёты.
Нет только совести, что в условиях отсутствия обязательных правил превращается в конкурентное преимущество.
+ There are no comments
Add yours