Говорить о своей благотворительности неприлично. Я согласилась говорить на эту тему исключительно в надежде вдохновить других людей ко мне присоединиться. Помогать, знаете ли, очень трудное дело. Требуется много такта, терпения, смирения и упорства.

Хубилай принимает дары венецианцев. Иллюстрация к "Книге" Марко Поло. Мастер из Бусико. Около 1412 года

Жизненный опыт убедил меня в печальном правиле, что здоровым взрослым помогать не стоит, от этой помощи в основном хуже как раз тем, кому помогаешь. Взрослые должны и могут сами себе помочь. А тем, кто не может себе помочь хотелось бы помогать больше и лучше, и мне стыдно, что делаю мало. На благотворительность я отдаю то, что получаю сверху моей преподавательской зарплаты. Деньги за картины, за рассказы. На мою зарплату мы живем: муж, младший сын, мама и я, к тому же старший сын учится в университете. Он студент последнего курса частного университета под Нью-Йорком, где учится на стипендии. А младшему шесть лет. Он аутист и с ним очень трудно.

В первые годы эмиграции моей задачей было помочь оставшимся в России бабушке и маме. Я за этим и уезжала: чтобы вытащить их из нужды, граничащей с нищетой. Это мне вполне удалось, хотя и не сразу. Мама дождаться не могла, когда же я, наконец, пойду работать. Она, инженер-кораблестроитель, полжизни провела в отравленном ядерными отходами Северодовинске, в бесконечных командировках и подработках. Мы, при разных размерах обуви, носили с ней одну пару ботинок на двоих. Я пихала в носок вату, привязывала обувь к ноге шнурками и вперед. Еще завидовали, как же, кроссовки! Только ходить мне было трудно, носков не чувствуешь и цепляешься, Чарли Чаплин, того гляди нос разобьешь. А бабушке, проработавшей всю жизнь, потерявшей в революцию, блокаду и войну, всех родных и все движимое и недвижимое имущество, когда она прилетела ко мне в штаты погостить в 1992 году, не во что было даже переодеться.

В первые годы мы, как все, передавали помощь со знаменитыми оказиями, уговаривая знакомых и незнакомых людей передать деньги или вещи. Помню, как передавала домой огромный пакет сахара со своим американским студентом. В России тогда сахар пропал. Один раз моей оказией был Ролан Быков. Мне посчастливилось быть переводчицей у него и Елены Санаевой. Чудесные люди.

Недавно прочитала в российской прессе, что среднеазиатских рабочих обвиняют в том, что они высылают все деньги домой, тем самым вкладывая в свои среднеазиатские, а не в российскую экономику. Так ведь эмигранты из России годами делали то же самое! Это всем известно. В девяностые годы помощь от уехавших шла в Россию миллионами долларов, на это есть статистика. Все мои знакомые посылали деньги и вещи, исключений почти не было. Да и сейчас очень многие иммигранты содержат своих престарелых родителей и родственников в России.

Мы возили помощь необъятными сумками, есть такие, знаете, военные зеленые сумки, очень вместительные: родственникам, друзьям, соседям, детям друзей. А сами мы были аспирантами, денег совсем не было, жили хуже, чем впроголодь, в основном на консервах «сало с фасолью», 3 банки за доллар. И у меня, и у бывшего мужа на всю жизнь испорчено пищеварение. Гадость ужасная. Чипсы из автомата за 25 (тогда) центов у меня на факультете казались мне недостижимой роскошью.

Но мы не пошли сразу зарабатывать, как большинство, а пошли учиться в аспирантуру, что было в конечном итоге для нас единственно верным решением. Но в России все считали, и отчасти считают еще, что раз в Америке, значит денег полно, никому ничего не объяснишь. И потому мы покупали вещи в секонд-хендах и везли, везли, сколько могли. Помню, как однажды летом 2000 года я вышла в аэропорту Петербурга в двух зимних куртках, одетых одна на другую. Руки торчали как у чучела у которого, знаете, палки вместо рук. Я везла куртки моей любимой тете и подруге мамы, в чемодан они не влезли, и я привезла их на себе. Мы были челноками, но только возили не на продажу, а в помощь оставшимся в России.

Но потом необходимость в этом отпала, люди стали жить лучше. И вот тогда и возникли некоторые психологические трудности. У нас помешательство на том, чтобы не «одалживаться» и при первой возможности «отдариться», и, если можно, с гаком. В России умеют подарки делать, но не умеют принимать. Из-за этого возникали и возникают проблемы, конфликты на почве «отдаривания», желание во что бы то ни стало перехлестнуться подарками, обиды, оскорбленное самолюбие и т.д.

Вот француженке подаришь что-нибудь, она скажет спасибо и будет рада. Раньше, после российского воспитания, я этого не понимала. Типа, я ей подарок, а она мне спасибо? Скупердяйка, не правда ли? Они такие, эти западники, скупердяи. Сколько раз это слышишь. Но это вовсе не так. Просто им не знакомо правило «отдаривания». И Слава Богу. Ведь если ты подарил от души, зачем же ждать ответного подарка? А у нас ждут, еще как.

У Довлатова смешно описано, помните, как его отец отправлял посылки брату в Бельгию, в надежде взамен получить джинсы, а глупый «озападнившийся» брат все не догадывался. Поэтому в России подарки делать опасно, можно разорить адресата! Этот обычай сильно затрудняет благотворительность, и все иностранцы жалуются на горы никому не нужных сувениров, которыми их навязчиво осыпают. Помню, когда мы ездили снимать фильм на Валаам, нас просто завалили иконками, оберегами, крестиками, четками, открытками, календариками и т.д. У нас оказалось два мешка всего этого, и мы не знали, что с этим делать.

Потом я прочитала исследование замечательного российского историка Арона Яковлевича Гуревича ( о котором у меня вышла книга на английском языке), о дарении как одной из форм первобытной экономики. В такой экономике обмен дарами мог даже стать способом агрессии, когда изнуряющими подарками и непосильными ‘отдарками’ одно племя доводило до разорения и голода другое. Этот ритуал существует или существовал почти у всех народов, был и у древних германцев, и у славян. Когда я это прочитала, то я сразу поняла, что российское помешательство на подарках отголосок этого обычая.

Все это имеет прямое отношение к благотворительности. Например, мне удалось передать довольно большую для меня сумму денег на слепого студента в Петербургский Институт Богословия и Философии. Ведь слепых в России никуда не берут учиться, а среди них масса людей, которые так мечтают об этом. Этот институт берет и условия создает. Оплата за обучение там очень небольшая была, всего $2000 в год, но за четыре года выходит 8000, и потому мне удалось собрать деньги только один раз. Мне очень, очень жаль. Там такая очередь. Преподаватели этого замечательного института работают почти даром, настоящие подвижники, я их полюбила как родных. Но и они, чтобы отблагодарить (меня от одного этого слова перекашивает), подарили мне очень дорогие подарки. Меня это смущает в обычном и христианском смысле этого слова. Во-первых, деньги были далеко не все мои. Выходит, мне подарок, а остальным спонсорам, моим американским, лондонским и французским друзьям, ничего? Во-вторых, зачем? Ведь на подарки ушли средства, которые лучше бы передали тем же слепым. Ничего христианского в этом обычае, конечно, нет. Это чистое язычество. Зато лично поблагодарить каждого спонсора, четко объяснив ему, куда пошли его пожертвования, надо обязательно. Это азы культуры благотворительности.

Когда я поняла, что, к величайшему моему сожалению, больше слепым студентам помочь не смогу, стала искать другие пути: кому можно помочь небольшими суммами. Увы, Россия не участвует в благотворительной акции Children International, которая позволяет помогать детям в бедных странах. Причем делать это удобно и надежно. Я, например, несколько лет поддерживаю девочку из Калькутты. Ее зовут Мамата, и благодаря помощи в покупке формы, обуви, медикаментов, принадлежностей и оплате обучения (в Индии оно платное), она заканчивает школу и учится отлично. Она не сирота, у нее есть любящие папа и мама, но они, работая вдвоем, не смогли бы ее вытянуть. Если получится приехать в Индию, надеюсь повидаться и с моей подопечной.

В России мне хотелось найти организацию столь же безупречную, а кроме того, позволяющую мне помогать конкретным детям, иметь с ними контакт, как в случае с Маматой. За время поисков я открыла такую бездну горя, глупости и жестокости, что у меня было нервное расстройство. В современной России брошенных детей больше, чем после Великой Отечественной войны. От таких масштабов опускаются руки, но помочь хотя бы кому-то – единственный способ как-то успокоить совесть.

Наконец, я вышла на благотворительную организацию при Саратовской епархии, и сразу почувствовала, что они особенные. Они помогают конкретным, только конкретным лицам, и позволяют выбрать, кому ты хочешь помочь. На мое письмо сразу откликнулась литературный редактор журнала «Православие и Современность» Ольга Новикова, человек открытый и совершенно европейский в лучшем смысле этого слова: образованный, тонкий, без всяких национально-религиозных предрассудков.

Она мне прислала несколько историй с фото. От этих историй кому хочешь станет дурно. Все они, до единой, были предотвратимы, и имели одно общее — да простят меня русские мужчины, к которым данное обвинение не относится — предательство, обман или насилие мужей. Страшные, немыслимые истории, когда муж избил жену на восьмом месяце беременности так, что ребенок родился с параличом. Мужья увечат жен и детей, а исчезают при первом намеке на трудности: больной ребенок, больная ли женa, просто незапланированная беременость. Таких, понимаете, десятки, сотни, все случаи похожи, дуреешь. И никто из этих преступников не под судом.

Я решила помочь женщине, не буду ее называть, у которой в результате страшных избиений родилась полностью парализованная девочка и есть еще двое детей. А еще – другой, героической женщине, которую можно назвать. Зовут ее Евгения Калининская и она взяла опекунство над семью мальчиками-сиротами: Мишей, Сашей, Игорем, Родей, Васей, Яшей и Максимом. Мальчиков она уже выходила, они уже пришли в себя после непередаваемых ужасов, которые им довелось пережить. Они все учатся и живут в деревне Рыбушево Саратовской области. Первой семье мы купили холодильник, а второй — школьные принадлежности для тех мальчишек, что уже учатся. У меня есть их фотографии, мы переписываемся. Я очень надеюсь их увидеть, надеюсь и боюсь. Из-за подарков! Очень хочу, чтобы обошлось без излияний благодарности и ненужных мне подарков на их последние деньги.