«Я каждый вечер думаю — всё ли успела?»: правила жизни социального предпринимателя Гузель Санжаповой


Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом развития филантропии, либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда развития филантропии

История успешного социального предпринимателя Гузель Санжаповой началась в 2013 году, когда её отцу перешло по наследству семейное дело — пасека в крохотной деревне Малый Турыш, в двухстах километрах от Екатеринбурга. В Малом Турыше жили 52 человека, среди них и бабушка Гузель — Хамаира Фатыхова. «Мне хотелось помочь и отцу, и деревне», — рассказывает Санжапова. Тогда она как раз уволилась из московского филиала ИТ-компании SAP и думала, чем заниматься дальше.

«Дерзкая уралочка», как её прозвали на родине, Гузель Санжапова предложила открыть производство крем-мёда на семейной пасеке и добавлять в мёд ягоды, которые собирали бабушки в лесу. Первая партия крем-мёда с ягодами Cocco bello была выпущена в 2013 году.

С тех пор проект развился до оборота в 6,5 миллионов рублей в год, а Гузель строит грандиозные планы: открыть общественный центр для развития деревни, где будет пекарня, пространство для мастер-классов, туристический центр, библиотека и даже образовательный центр для предпринимателей.

Гузель Санжапова рассказала «Филантропу», где учиться и брать ресурсы социальным предпринимателям, как можно заниматься мёдом и не любить сладкое, а также что может вернуть жизнь в заброшенную деревню.

Про бизнес

Отматывая на пять лет назад, я думаю о пятидесяти двух жителях нашей деревни. Ты многое можешь сделать, но нужно сделать многое для них, думаю я.

Бизнес для меня начался уже лет с пяти. Тогда я помогала папе, Равилю Санжапову, который держал в Екатеринбурге пару точек по продаже одежды, — таскала туда-сюда нужные размеры. Это было самое простое, что я могла сделать. А ещё мы с родителями лепили пельмени и продавали их. С работой и деньгами в 1990-х годах было сложно. Как-то папа привёз мне из Стамбула восемь килограммов бисера, я научилась сортировать его по пакетикам и стала продавать их по 2-3 рубля. А в седьмом классе я продавала петарды — покупала по 5 рублей, продавала по 10, и в месяц у меня получалось больше выручки, чем зарплата моей мамы на скорой помощи.

Про образование

Мои родители очень хотели, чтобы я получила образование именно в МГУ, это было для них некой недостижимой мечтой — для них она не сбылась, а для меня может сбыться. И я решила поступить именно туда, где был самый большой конкурс — 26 человек на место. И поступила, на бюджет. Я окончила МГУ, факультет международных отношений, а занимаюсь мёдом — чудеса. Но мне помогают мои знания.

Прошло 8 лет, и только теперь я стала понимать, как большая политика может быть связана с маленькой деревней.

Про знания

Необходимые знания надо получать не в России. У меня два языка: немецкий и английский. Эталон нужных знаний для меня — Германия. Там много некоммерческих организаций, и дают они не деньги, а образование, связи и контакты, умение коммуницировать. Сейчас я заканчиваю одну программу и собираюсь подаваться ещё на годовую программу фонда.

У меня разных дипломов уже штук 40, но мне важнее не они, а полученные знания. А в рамочках мне больше нравится вешать рисунки детей.

Про пчёл

Пчеловодство для нас было семейным делом — этим занимался ещё мой дедушка Рафаил. И в 2006 году мы перевезли пасеку в деревню Малый Турыш Свердловской области. Хотя я сама не ем мёд, не люблю сладкое с детства. «Как же я буду заниматься мёдом?» — думала я. Но всё равно начала помогать налаживать сбыт сырья, мёда. Кстати, то, что я не люблю сладкое и не люблю ощущение кристаллов сахара во рту, сподвигло нас добавлять ягоды в мёд — это придаёт ему приятный кисловатый вкус.

Про родителей

В какой-то период стало очевидно, что папин бизнес убыточный. Я к тому времени работала в компании SAP, но уже хотела уйти, понимая, что в свободном графике могла бы заработать больше денег, чем на зарплате, а ещё это свобода. Я организовала свой небольшой бизнес по производству галстуков-бабочек, но это был бизнес ради денег. А вот пасека для меня была мотивацией помочь папе. Так что всё началось с личной проблемы.

Бабушки, собирающие ягоды для нашего мёда, выполняли и ещё одну важную функцию: мне хотелось, чтобы папа включался в общество. Он городской житель, и поначалу в деревне ему было трудно.

Папин бизнес мы закрыли окончательно в 2015 году. Я начала видеть, что оборот утекает в дыру. Мы препирались долго. Но папе было тяжело. Он геолог по образованию, «купи-продай» не для него. К тому же у папиного поколения мало знаний по финансовому планированию. Сейчас мы с папой вместе этому учимся. И часто сталкиваемся лбами. Папа пишет сметы. Раньше он сердился: почему я должен отчитываться, куда трачу деньги? Но теперь он понимает, что мы все живём на эти деньги.

«Всему приходится учиться в процессе и иногда на ошибках»: Дарья Алексеева о фонде «Второе дыхание» и бизнесе CharityShop

Только сейчас мой папа, наконец, осуществил свою мечту — он выставил пчёл с участка в лес. Все земли до этого места мы выделяем под строительство фабрики и центра. Как раз на днях папа прислал мне видео, и в нём он повторяет: «Какое счастье, как красиво!». И я смеялась: «Папа, наконец-то ты понял, в чём соль нашего бизнеса сейчас!». Сейчас, в 55 лет, папа начал самореализовываться. У него появилось много мужских игрушек. То телегу надо отремонтировать, то домик пчеловода сделать. Инструменты, помощники есть, пространство для экспериментов огромное! И это огромное удовольствие, когда понимаешь: когда-то ничего не было, а теперь — уже большой механизм, который работает! Сейчас папа почти не ездит в город, бывает там неохотно.

А вот мама до сих пор работает на «скорой», жить в деревне пока не готова. Не готова отказаться спасать людей, и я её понимаю, ведь это призвание.

Когда в марте мы организовали приезд в деревню лаборатории «Инвитро» для обследования жителей, мне было интересно понаблюдать за мамой — как пересекался её профессиональный интерес с нашей работой. Маме нужна многогранная задача, ей важно чётко ощущать, что она нужна людям. Фельдшерский пост для мамы я вряд ли смогу наладить в Малом Турыше, но уже сейчас, когда она приезжает в деревню, она общается с пенсионерами, обследует их здоровье, измеряет давление. Мы ищем ей занятость.

Про инвестиции

Чтобы взбивать мёд и превращать его в нежное суфле, мы привезли в деревню оборудование из Германии. Частично у нашей семьи уже была бизнес-инфраструктура пасеки. Мой личный стартовый капитал, который я вложила в дело, — это 300 тысяч рублей. Сколько мы вложили потом, подсчитать трудно, но, например, за 2017 год мы вложили в оборудование почти миллион рублей. И мы вкладываемся почти каждый год.

Нашей семье нечего продать, кроме своей истории. Мы провели несколько краудфандинговых кампаний. В ходе первой кампании мы собрали 350 тысяч рублей, и я сразу объявила, что мы будем строить помещение. Потом мы осуществили ещё несколько сборов. На строительство цеха мы потратили около двух миллионов рублей, добирали из оборота. Мы построили детскую площадку — сейчас на ней играют по 20 детей, приходят и из соседней деревни.

А потом мы затеяли строительство карамельной фабрики. Нам помогли и наши партнёры, которые привозили к нам в Малый Турыш волонтёров. Кстати, для местных жителей это был интересный опыт — они впервые увидели чернокожих людей. 

Про опыт

Вообще, когда закладываешь деньги в свою деятельность, сразу не знаешь, откуда что вылезет, на что понадобятся ещё средства. Особенно когда нет опыта. Но я подвижна и быстро понимаю, где я просчиталась, и сразу пытаюсь найти и заработать деньги. Сейчас мы собираем миллион рублей на наш общественный центр. Это только часть нужных средств.

Про деревню

Наш Малый Турыш — это как местное Бологое. Между Екатеринбургом и Пермью, по 220 километров до каждого города. В деревне живут 52 человека. Большинство — пожилые люди, ещё человек 10 — среднего возраста. Есть семейные пары, в деревне 10 детей. Когда-то здесь был колхоз, потом он развалился. Люди остались без работы. Кто-то ещё работает в детском саду в Большом Турыше, кто-то в школе. У нас в деревне живут директор школы и несколько учителей.

Скорая интеллектуальная помощь: как работает платформа ProCharity

До Большого Турыша 3,5 километра. Доехать туда можно на автобусе, но ходит он раз в день, так что приходится пользоваться велосипедом, мотоблоком или своими ногами — у кого что есть. Детей в школу возит школьный автобус, а вот обратно сами.

При этом, кстати, школьный автобус не имеет права возить малышей в детский сад. Хотя было бы так удобно! Но по закону нельзя. Ищем решение.

Про бабушек и сотрудников

В нашем цехе, это сейчас 100 квадратных метров, работают 11 человек, включая папу. Бабушек-сборщиц у нас было в прошлом году 98. Хотя, кстати, не все они бабушки. Среди сборщиков было 30 подростков, и я горжусь ими. Эти ребята выросли с моей историей: когда я всё основала, им было лет 8. А теперь они собирают смородиновый лист в лесу, приезжают на велосипедах, сдают… Думаю, в этом году будет человек 200 сборщиков. Оплата работы зависит от объёма. Например, 140 рублей мы платим за пол-литровую банку земляники.

Вчера эти люди рассуждали о том, как они будут доживать. А теперь они становятся успешными и уже помогают другим и делятся с ними — и это большой шаг вперёд. Если мы будем и дальше так работать, то послезавтра мы будем жить в другой стране.

Про возвращение в деревню

Когда-то я сетовала, что молодёжи в деревне нет. Сейчас вижу, как молодёжь возвращается в деревню. Ведь в городах на заводах зарплаты маленькие, да ещё и задерживают, платить за квартиру в городе нечем. Вот и возвращаются, потому что тут есть хотя бы огород, натуральное хозяйство. Но едут назад не по радости, а из безысходности. А в разговоре проскакивает всё же: «Было бы где жить и была бы работа — я бы вернулся в деревню». Для них это что-то настоящее. Своё. И если нам понадобятся ещё сотрудники, они будут. Можно сделать так, что будут новые рабочие места и новые люди.

Про сообщество

У нас теперь будет производство в тысячу квадратных метров. Но на это нужно миллионов 20, их сейчас мало кто готов вложить в сельское хозяйство. В деревне обычно нужен клуб. Я начала думать, как он мне может помочь. И поняла, что это должен быть общественный центр, пекарня. Туристы — этот сегмент тоже стоит развивать. Днём — занятия для подростков, потом вечером какие-то посиделки, дискуссии. Я планирую уложить сумму строительства общественного центра в Малом Турыше, на что сейчас идёт наша новая краудфандинговая кампания на «Планете.ру», в целом в пять миллионов рублей.

А ещё на базе этого центра мне бы очень хотелось учить предпринимательству. Мне важно вырастить себе соратников, предпринимателей, поставщиков. Хотелось бы, чтобы свои проекты развивали и другие предприятия, а мы поможем.

Ведь пока, если с нами что-то случится —  меня не станет или производство сгорит, — эти люди снова останутся у разбитого корыта. А мне хочется, чтобы местные жители уже сами что-то генерировали.

Это должно быть сообщество. Решать проблемы своими руками можно через предпринимательство. И наш общественный центр как инфраструктура может дать возможность многое попробовать.

А если бы на меня завтра упало 100 миллионов рублей, то можно будет уже строить и жильё. Но чудес не бывает, да?

Про социальное предпринимательство

Что мешает в России быть социальным предпринимателем? Это вопрос уровня воспитания и широты кругозора. У нашей страны такая история, когда понятие личной ответственности и личного вклада в дело не очень развито, и нам ещё надо выращивать в себе осознанность. Думаю, мы придём к этому лет через семь.

Я поняла, что надо приходить к людям и рассказывать свою историю лично. Я стала много летать по регионам. Мне важно посмотреть, много ли таких странных людей, как я, которые хотят делать бизнес, приносящий пользу. Оказалось, что в каждом городе на воркшопе встречается минимум два-три проекта с социальным эффектом. Про них никто не рассказывает.

Как стать богаче: не копить, а инвестировать, брать не кредиты, а ответственность

Кроме того, у нас до сих пор статус социального предпринимателя не определён — кто этот человек? При этом у нас довольно жёсткие условия. Те, кто выжил и существует уже 2-3 года и имеет оборот 10 миллионов рублей, априори сильнее зарубежных коллег. Мы более подвижны. Но с точки зрения инфраструктуры у нас меньше инструментов масштабироваться и развиваться быстро.

Я подросла, у меня есть оборот. Я хочу пойти в соседнюю деревню, понимаю, что на другой территории это тоже может сработать.

Про помощь и акселераторы

Если ты живёшь в Норвегии, то с таким же опытом и послужным списком, как у меня, ты стопроцентно найдёшь деньги на масштабирование и развитие. У нас же вся окологосударственная поддержка или акселераторы не работают на практике.

Даже помощь Фонда «Наше будущее» — это недоказанные цифры. Они говорят о 170 миллионах рублей вложений в социальных предпринимателей, но нет прозрачных данных об эффективности и возврате этих денег.

Получается, надо делать свои громкие прецеденты. Пока просто нужно время. Поэтому я учусь в Германии, осваиваю социальные инновации, учусь тому, как сотрудничает власть, бизнес и фонды, как это работает изнутри. Потому что я понимаю, что нам это здесь, в России, строить. За 13 лет в России благотворительность только обретает систему. Моя ставка: мы должны это сделать быстрее.

Про итоги

В конце мая мне исполнилось 30 лет. С какими итогами подошла я к дате? Я никогда не подвожу итоги. Я просто живу, но всегда оглядываюсь. Есть всегда такая задняя мысль: а если «завтра» нет — всё ли ты успел? И я каждый вечер думаю: всё ли успела? После тебя может остаться память, а не всё, что ты заработал. А вот память остаётся в сердцах людей, кому ты помог. И они уже будут рассказывать историю тебя, когда тебя не будет рядом.

1 comment

Add yours

Добавить комментарий