Нынешний год оказался непростым для некоторых благотворительных общественных организаций – крупные жертвователи или значительно сократили финансирование или вообще от него отказались. Недавно под угрозой закрытия оказался фонд «Живи сейчас», помогающий людям с БАС. «Перспективы», одна из старейших петербургских организаций помогающих людям с тяжёлыми множественными нарушениями развития, попала не в столь сложную ситуацию, но тоже вынуждена сокращать свои программы – впервые за 20 лет. А это значит, что некоторые их подопечные рискуют остаться вообще без поддержки.

Сотрудники и волонтёры «Перспектив» оказывают различные виды помощи (социально-бытовую, образовательную, юридическую и другие) тяжёлым инвалидам – детям и взрослым, проживающим в семьях и в специализированных учреждениях. В частности, именно благодаря этой организации существует дом сопровождаемого проживания в деревне Раздолье Приозерского района – на сегодняшний день один из двух на всю область. Как выжить НКО, от работы которой зависит так много нуждающихся, в современной обстановке, когда трудно рассчитывать на социально ответственных предпринимателей и уж тем более на государство, говорит руководитель «Перспектив» Мария Островская. 

Мария Островская. Фото предоставлено пресс-службой

— В середине нынешнего года стало уже ясно, что мы не соберем весь бюджет, и что на конец года у нас будет дефицит 12 миллионов рублей. Нам пришлось существенно сократить все три наши большие программы и уволить около 40 сотрудников. Например, в программе семейной поддержки мы приостановили деятельность центра дневного пребывания для взрослых на набережной Кутузова, помещение для которого нам дала бывшая тогда губернатором Санкт-Петербурга Валентина Матвиенко. Этот центр работал безостановочно с 2006 года.

Есть ребята, которые после школы просто оказываются дома без всяких занятий. Ни один государственный реабилитационный центр их не берёт из-за сложностей их поведения, из-за сложности ухода за ними – потому, что некоторые из них сами себя не обслуживают, из-за отсутствия доступной среды – в случае, если речь шла о колясочниках, по другим основаниям. Такие ребята ездили в наш центр, у них была трудовая занятость, они осмысленно проводили день. А теперь этого ничего не будет, и они снова будут сидеть дома. Родители подопечных этого центра написали письма вице-губернатору. Мы также обратились к губернатору с просьбой выделить деньги из резервного фонда, чтобы всё-таки центр не остановил свою деятельность. Губернатор передал решение вопроса главе Комитета по социальной политике Александру Ржаненкову, тот думает, где взять для нас деньги. Пока это ничем не закончилось.

Дмитрий Ямпольский: «В благотворительности всегда будут находиться новые задачи»

В этом году мы не получили от города ни субсидий, ни компенсации затрат на социальное обслуживание. Ни один из этих механизмов получения денег от государства не дал нам ни одной копейки. И бюджет субсидий на некоммерческие организации в Санкт-Петербурге уменьшился со 150 миллионов рублей в прошлом году до 90 миллионов рублей в этом году.

И мы попали в число тех, кому денег не досталось – вместе с организациями «Антон тут рядом», «АдВита».

Раньше мы всегда опирались на средний бизнес – это было около 400 компаний, поддерживавших нас на регулярной основе, вникая в то, что именно они поддерживают, и нам казалось, что это очень устойчивая история потому, что мы сидим на такой «сетке» партнёрских отношений. Но теперь у многих из этих компаний у самих настолько плохи дела, что какие-то из них сократили финансирование вдвое, некоторые люди вообще расстались со своим бизнесом.

— В чём была ваша ошибка?

— Во-первых, мы не работали профессионально с массовыми сборами средств. То есть когда наше государство ещё не выстроило систему поддержки НКО, а средний бизнес и европейские фонды уменьшают финансирование, конечно, нужно делать ставку на обычных граждан, на многочисленные регулярные маленькие пожертвования. А мы не умеем с этим работать, хотя за этот год мы, конечно, продвинулись в этом направлении, и у нас есть некоторый рост по массовому сбору средств, но он совершенно не соответствует скорости оттока имевшихся источников финансирования. Кроме того, мы делали очень серьезную ставку на государство. Ведь были такие декларации, что 10% бюджета будет передано негосударственным поставщикам соцуслуг – это в прошлом году, а в этом году еще больше. Мы на это рассчитывали, но до 10 % дело так в Санкт-Петербурге и не дошло, и мы не попали в число НКО-получателей.

8 причин, почему НКО важно учиться у бизнеса

— Что собираетесь делать?

— Мы хотим пересмотреть все наши способы получения финансирования, посмотреть, что из этого неэффективно, от этого отказаться и максимально развивать массовые сборы средств при помощи различных акций, расширять сеть партнерских связей с профессиональными агентствами, которые занимаются пиаром и маркетингом. Мы в этом не профессионалы, мы всегда все строили на том, что делаем хорошо свою работу для наших клиентов и имеем партнёров, которые нам доверяют и нас поддерживают, то есть практически на почти личных связях, а нужно переходить к своего рода бизнес-технологиям.

Второе, что мы собираемся делать – активно работать над тем, чтобы все-таки вносились изменения в законодательство и в организационные практики взаимодействия между государством и НКО.

Мария Островская в программе «Школа злословия», 2013 год

— А какие проблемы возникают у «Перспектив» в связи с действующим законодательством?

— Например, мы не получили компенсацию за расходы по социальному обслуживанию в связи с тем, что мы нарушили кратность предоставления услуг. Что это значит? Регламентировано количество услуг, которое ты должен предоставить в течение года, например, 12. И нельзя предоставить до мая восемь услуг, а с сентября ещё четыре – это нарушение кратности, ты должен предоставлять эти услуги равномерно. Но, например, наш центр дневного пребывания закрывается на два месяца на каникулы. Поэтому мы обозначили в заявке столько услуг, сколько мы реально оказывали – нарушили кратность. Это просто какое-то «чудо природы».

Или, например, такая новация: компенсацию можно получить, только если социальные услуги были оказаны на территории Санкт-Петербурга. А если вы решили, скажем, пожить с детьми в палатках в Лосево, в полутора часах езды от города, то вы на компенсацию рассчитывать уже не можете, хотя оказываете вы социальные услуги жителям Санкт-Петербурга. Даже если сами вы при этом – представитель санкт-петербургской организации.

Двери открываются: Маша Грекова об инклюзивных мастерских, 23 тысячах лайков и мечтах

И ещё одна специфически петербургская региональная новация: вышло постановление о том, что социально-психологические и социально-педагогические услуги человеку предоставляются безвозмездно, за счет бюджета города, а за социально бытовые услуги он должен платить. То есть если вы меняете человеку памперс, он должен за это заплатить, а если вы с ним, например, поёте, то это безвозмездно. Это дикость потому, что социально-бытовые услуги, которые в этом постановлении обозначены, как возмездные – это, что относится к первой необходимости. Ведь в первую очередь в помощи нуждаются те, кто меньше может сделать сам. А у нас всё наоборот. У нас и в государственные реабилитационные центры берут только людей с реабилитационным потенциалом. То есть чем человеку больше помощи нужно, тем меньше он ее получает. А в эти центры сейчас ходят люди, которые могут туда ходить, а могут не ходить – они там играют в шахматы, поют, за ними не нужен особенный присмотр и уход, с ними не очень тяжело работать. Это удобно. Но если сделать такие услуги возмездными, а социально-бытовые – безвозмездными, то получится, что все эти люди перестану ходить в центры, вместо них придут «страшные» люди на колясках.

Мы хотим менять такие законы, как-то влияя на их авторов, но не похоже, что это будет быстрый процесс.

6 важных инструментов современной благотворительности

— Что Вы можете посоветовать другим НКО, если они не хотят столкнуться с подобными финансовыми проблемами?

— Чтобы выжить НКО в современных условиях, надо рассчитывать на обычных граждан и ориентироваться на взаимодействие с ними.

Сама я, конечно, совсем не ориентирована на рыночные технологии. Здесь нужно чувствовать, в какой ситуации люди полезут за кошельком и их к этому стимулировать. То есть, чтобы как можно меньше зависеть от государства, нужно как можно больше получать поддержки от обычных граждан, для этого надо работать с общественным мнением. Это отдельная проблема. Рыночные отношения предполагают манипуляцию общественным мнением. Но очень хочется обращаться к человеку по-человечески, рассказывать ему что-то реальное о тех, кому мы помогаем и просим помочь его. И наше послание получается слишком сложным.

— Важно ли для такой НКО, как «Перспективы», ставить перед собой какие-то глобальные цели? Или надо сосредоточиться на тех проблемах, которые есть здесь и сейчас? Вот в Санкт-Петербурге есть определённое количество людей с тяжелыми множественными нарушениями развития, количество это известно, и вы стараетесь сделать для них всё, что возможно, сегодня. Или нужно думать об изменении ситуации в стране, об изменениях в законодательстве и так далее?

— Вот есть модель социального обслуживания: мы просто качественно выполняем какие-то услуги для какой-то группы населения. И это то, чего сегодня ожидает от НКО государство – что они будут просто качественными инструментами для реализации каких-то программ. А смысл НКО и вообще гражданского общества в том, чтобы менять подходы, обращать внимание на то, чему раньше должного внимания не уделялось. Мне кажется, что это самое главное. Я смотрю, чего «Перспективы» достигли за 20 лет. Мы всегда «сидели на двух стульях»: с одной стороны, помогали здесь и сейчас потому, что невозможно остаться в стороне и ждать, когда изменится система, когда конкретный человек в ней вот сегодня задыхается.

Но при этом наиболее серьёзные наши достижения – то, что мы добились системных изменений, например, когда все дети-инвалиды стали учиться в школе.

Своими силами было не сделать этого, мы не смогли бы обеспечить за счет пожертвований, чтобы в корпус ДДИ №4 в Павловске, с которым работаем мы, приходили 40 учителей ежедневно – ведь там по пять человек в классе плюс индивидуальные занятия. Когда же мы стали добиваться от государства исполнения права на образование детей с тяжелой инвалидностью, живущих в ДДИ,  , получилось, что раньше считавшиеся «необучаемыми» дети пошли в школу не только там, теперь и во всём городе. На сегодняшний день Петербург – единственный город России, где школьное образование стали получать все дети.

«Мы почти никому не отказывали»: директор фонда «Гольфстрим» об эффективной помощи

Конечно, когда мы чего-то пытаемся добиться у государства, представители власти, как правило, возмущаются, упираются. Но всё-таки мы и другие НКО повлияли на изменение качества жизни наших подопечных. Взять хотя бы появившиеся в трёх петербургских ПНИ специальные отделения для наиболее слабых людей, которых переводят туда из детских учреждений. При этом мы слывём теми, кто «очерняет» работу государственного учреждения. Что это значит? Это значит говорить, что в системе что-то не так. И когда мы «очерняем», мы всё-таки двигаем систему. И потому глобальные цели – это важно. Но с другой стороны, если ты не сидишь рядом с человеком и не помогаешь ему здесь и сейчас, ты никогда не поймёшь, что ему на самом деле нужно, и никто тебя слушать не будет.

Если бы мы просто с лозунгами ходили, на нас бы смотрели, как на ненормальных. Но мы показываем конкретно: «Смотрите, мы можем сделать сопровождаемое проживание для людей с тяжёлой инвалидностью. Посмотрите, как изменились в лучшую сторону конкретные люди, которые живут в нашем доме в Раздолье». И если бы этого не было, кто бы стал нас слушать, о том, что не только для более-менее самостоятельных людей, н и для самых слабых возможна альтернатива интернату? Ведь обычно тема подаётся так: есть люди, которым нечего делать в интернате. Да там всем нечего делать. Есть люди социально опасные, но такие должны содержаться в психиатрических стационарах – хотя отдельный разговор про то, в каких условиях они там содержатся.