Яркая, стремительная, с искренней улыбкой и потрясающим чувством юмора. , ведущий мировой специалист и эксперт в области семейной арт-терапии, приехала в Россию на пять дней в рамках программы . Лекции и мастер-классы в Москве и Санкт-Петербурге, воркшопы в детском доме в Павловске. Много снега, который так любит Кристина, первая в жизни поездка в ночном купе, МГУ, «Гараж» в Парке Горького, взрослые, дети, рисунки и 3D-модели. 

Корреспондент «Филантропа» побеседовал с доктором Керр и узнал, какое будущее у арт-терапии в России, где учатся на арт-терапевтов и зачем лечить душу, когда тело здорово.

Кристина Керр. Фото: Иннокентий Людевиг

Русские художники и философы — почему бы и нет?

Кристина, вы побывали во многих странах с лекциями и мастер-классами по арт-терапии. На ваш взгляд, какие есть особенности у арт-терапии в России?

Мне нравится интерес ваших специалистов ко всему, что происходит в мировом поле арт-терапии. Их открытость к тому, чтобы перенимать чужой опыт. И, вместе с тем, их поиск свого собственного пути.

Какой это путь?

Для начала оговорюсь: это только мои ощущения.

Если все сложится правильно, арт-терапия в России будет расти из вашей культуры, основываться на ее особенностях. У вас не будет таких же, как, например, в США, систем диагностирования и сбора информации о человеке на основе его творчества. Потому что это сугубо западная методика. Из мировой арт-терапевтической практики вы возьмете то, что созвучно российскому менталитету. Это обычный процесс, так происходит во всех странах, будь то Великобритания, Япония или Индия.

В свое время в России хорошо прижился и был популярен психоанализ. Это дает большие перспективы для арт-терапии, потому что психоанализ — это ее корни, ее источник. Но при этом я не исключаю, что арт-терапия в России будет связана больше не с психоаналитическими, а с эстетическими теориями. Русские художники, русская философия… может быть, волна пойдет оттуда? Ведь, повторюсь, для того, чтобы арт-терапия реально работала, она должна быть частью культурной системы.

Универсальный язык

Что бы вы ответили на вопрос: «Зачем вообще нужна арт-терапия?»

Приведу пример. Мы можем вылечить женщину, больную раком груди, с помощью операции и курса химиотерапии. Точнее, не вылечить, а привести в состояние длительной ремиссии. Но даже в состоянии ремиссии женщина продолжает нести свою болезнь с собой. Она думает, что после операции по удалению груди стала неполноценной; она боится, что близкие ее отвергнут и что рак вернется. То есть физически человек может быть уже здоров, а ментально — все еще нет. Кроме того, перенесенная болезнь влияет на всю семью: муж, дети, родители.

Арт-терапия — это работа с сознанием. Нельзя вылечить только тело и оставить без внимания ум и душу. Как клинический терапевт, я знаю, что у человека может быть идеальное здоровье, и при этом он пойдет и спрыгнет с крыши. Моя задача — чтобы он не сделал этого. Люди с суицидальными наклонностями часто не готовы говорить о своих чувствах, поэтому я как арт-терапевт помогаю им выразить эти чувства через визуальное искусство.

Открытый мастер-класс доктора Кристины Керр. ЦСК “Гараж”, Парк Горького
(Образовательный Центр). Фото: Екатерина Воскресенская

Рисуя и работая в 3D, мои пациенты переживают катарсис, заново проживают и осмысляют свой негативный опыт. Главное в этом процессе — что ты не просто находишь, в чем твоя проблема, а постоянно что-то делаешь, делаешь, снова делаешь. Творишь. Возможность изменения, возможность справиться с ситуацией — как раз в этом делании.

Что касается детей, для них арт-терапия — часто единственный способ пережить психологическую травму, горе, болезнь. Дети не могут выразить себя словами так же хорошо, как взрослые. Некоторые из них вообще пока не умеют говорить! У ребенка другие способы коммуникации с миром. И чтобы понять, что происходит в его душе, надо дать ему в руки бумагу и карандаши. Творчество нужно всем детям, независимо от их способностей и культурного бэкграунда. Арт-терапия — универсальный язык.

«Первое, что меня попросили сделать, — украсить госпиталь к Рождеству»

Арт-терапия — новая для России вещь. Собрать деньги на лечение — понятная задача. Но иногда бывает непросто объяснить потенциальным жертвователям, почему ребенку, которого уже выписали из больницы, жизненно необходим курс арт-терапии. Сталкивались ли вы с подобным непониманием в своей практике в США?

Я была первым арт-терапевтом, которого официально наняли на работу в США. Это был 1971 год, Калифорния, психиатрический госпиталь. Первое, что меня попросили сделать, — украсить госпиталь к Рождеству. Я сказала: «Нет-нет-нет. Я здесь не для того, чтобы заниматься декоративно-прикладным искусством».

Я работала с женщинами, которые перенесли лоботомию. Некоторым из них было по 60-70 лет, и за плечами у них было десять, двадцать… тридцать лет молчания: они физически не могли говорить. Я помогала им начать рисовать.

На бумаге эти женщины выражали то, что десятилетиями держали глубоко внутри себя. Они не только визуализировали эмоции. Рисуя, они росли, развивались как личности. Кстати, работы были невероятные. Многие потом выставлялись в галереях.

Я показывала рисунки врачам, медсестрам и нянечкам клиники, и они были потрясены: «Мы даже не могли себе представить, что творится в душе этих женщин». Для больничного персонала это были бессловесные существа, за которыми надо просто ухаживать — и не более того. А ведь у каждой из пациенток была своя история. Искусство помогло им рассказать эту историю. Вспомните картину Рембранта «Возвращение блудного сына». Сколько в ней чувств, сколько силы! Это то, что делает арт-терапия. Она выражает эмоцию не через тысячу слов, а в одном образе.

Конечно, и сейчас в США есть люди, которые не понимают, зачем нужна арт-терапия. Единственный способ  изменить ситуацию — просвещение. Надо использовать все способы, все площадки для того, чтобы рассказать людям о нашей работе.

Каким должно быть образование арт-терапевта? Что он должен уметь?

Как я вижу идеального арт-терапевта? Это человек с развитым художественным вкусом, умеющий креативно мыслить. Он одинаково хорошо рисует и работает в 3D. Умеет вести группу и свободно использует различные творческие материалы. И, конечно, способен к эмпатии.

Арт-терапевт должен быть профессиональным клиницистом, потому что арт-терапия — наука на стыке психиатрии и искусства. В университетах США можно закончить бакалавриат по специальности «арт-терапевт». 2 года обучения, 1 500 часов практики.

Арт-терапия и теория хаоса

В последние годы вы специализируетесь на семейной арт-терапии. Почему вам интересна семья?

Все психологические патологии начинаются в семье. Мне интересно это исследовать. Если хорошо поставить профилактику в семьях, в будущем у нас, арт-терапевтов, будет меньше работы. Ведь умение справляться с трудными ситуациями закладывается в детстве.

Мы вырастаем, покидаем родителей, но семья все равно остается с нами — глубоко внутри. Мы можем уехать за тысячу верст, даже в другую страну, но всегда будем слышать тихий голос матери здесь, прямо за нашим плечом.

Кристина Керр. Фото: Иннокентий Людевиг

Что интересного произошло в арт-терапия как науке за последние 10 лет?

Арт-терапевты активно используют исследования в области нейробиологии. Мы можем наблюдать, какие именно процессы происходят в мозге человека, когда он занимается творчеством, и с помощью этих знаний выстраивать арт-терапевтические практики.

Теория хаоса и теория потока тоже немало дают арт-терапии как науке — мы все больше узнаем о роли визуального в жизни человека. Визуальное — часть нашей повседневности, которую можно и нужно изучать. Мы каждую ночь видим сны, мы воспринимаем окружающий мир с помощью зрения, мы визуализируем свои мысли и эмоции через искусство. Это сила человеческого мозга, которую надо использовать на все сто процентов. Творчество — часть нашего ДНК, для науки это становится все более очевидным.

В завершение, расскажите какой-нибудь яркий случай, который произошел во время вашего визита в Россию. 

Мы проводили воркшоп в детском доме №4 в Павловске. В занятии принимали участие дети с серьезными психическими заболеваниями. С помощью специалистов и волонтеров они сделали цепь из листов цветной бумаги. Я предложила детям передвинуть эту цепь из одного угла комнаты в другой. Воспитатель, которая много лет работает в этом детском доме, сказала: «Это невозможно, они не умеют работать сообща, группой».

Но дети попробовали, и у них получилось. Они играли с цепью все вместе, выполняли непростые групповые задания. Это говорит о том, что многое возможно, если верить в человека, делать вместе с ним маленькие шаги по направлению к цели.

Благодарим за помощь в организации интервью студию арт-терапии «САМО», организатора визита Кристины Керр в Россию.