Год назад началась реформа системы сиротских учреждений. В сентябре 2015 года вступило в силу постановлению правительства РФ № 481 «О деятельности организаций для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и об устройстве в них детей, оставшихся без попечения родителей», давшее старт реформе.

О том, как идет реформа и что поменялось за это время, мы поговорили с Ириной Ерза, руководителем программы профилактики вторичного сиротства «С любовью к детям» Фонда «КАФ».

— С момента, когда постановление о реформе детских сиротских учреждений вступило в силу, прошел год. Расскажите, как продвигается реформа: какие есть результаты, какие проблемы проявились?

— Ситуация сильно отличается в разных местах. Совет по вопросам попечительства в социальной сфере при Правительстве РФ, который возглавляет Ольга Голодец, мониторит ход реформы. Рабочие группы этого Совета ездят по детским домам, чтобы выявить, что уже удалось сделать, что препятствует, какая нужна помощь и т.п. В Совет входят многие заслуживающие доверия эксперты, в частности Елена Альшанская, президент БФ «Волонтеры в помощь детям-сиротам» — одного из основных инициаторов этой реформы. В последнем квартальном отчете фонда значится, что эксперты объехали уже 12 регионов, побывали в 21 детском доме.

— То есть, существуют рабочие группы, которые ездят по разным детским домам, и это все происходит достаточно централизованно с подачи правительства? Совет – это одна инстанция, которая следит за ходом реформы?

— Появилась информация, что Общественная палата тоже активно подключилась, и формируются еще какие-то проверочные группы. Насколько одно с другим связано – надо понять… В июне прошел IV съезд директоров организаций для детей-сирот, где как раз обсуждались вопросы координации и мониторинга реформы. Сейчас в реформу активно включены несколько ведомств: социальный блок правительства и Совет при нем, Минобразования РФ, департамент соцзащиты Москвы. Мне кажется очень ценным, что государство активно использует опыт и ресурс НКО.

— Можно ли уже говорить о каких-то результатах реформы?

— С моей точки зрения, очень важно то, что есть лидеры — учреждения, которые процесс реформирования начали давно. Есть сильные центры, которые сами продвинулись и уже несколько лет учат других. Такой центр есть, например, в Мурманской области. Там очень давно развивается семейное устройство детей, ресурсный центр вырос при организации Детские деревни SOS, которая работает в Мурманской области уже больше 10 лет.

— И теперь уже есть серьезные результаты?

— Да. У них получается устраивать большое количество детей в семьи и сейчас всего 2% отказов. При этом 2% — это тоже не возврат в детский дом, а, как это называется в западных технологиях, этот термин уже вводится и у нас, – «перемещение». Есть понимание, что надо ребенку быстро найти другую семью, чтобы он не попал опять в учреждение.

— А есть общая статистика по количеству устроенных в семье?

— Да, в Мурманской области в 2014 году передали на воспитание 501 ребенка, в 2015 году – 767 детей. Из них перемещений в 2014 — 12 человек, в 2015-м – 16.

— Где еще есть подобные центры?

— В Москве, например. Здесь все детские дома, а также дома ребенка отдали в ведомство социальной защиты. Возглавляет эту работу Алла Дзугаева, которая еще много лет, назад поддерживала развитие патронатного воспитания, инициатором которого выступила команда Марии Терновской, совершившая серьезные преобразования в 19-м московском детском доме. Они тогда уже начали учить специалистов всей страны: как устраивать детей в семью и их сопровождать.

Сейчас Алла Дзугаева дает такие цифры по Москве: в 2011 году в банке данных детей-сирот в Москве было 4000, 75% – устраивались в семью, а 25% — в учреждения. В 2015 году уже 2,6 тысячи детей в банке данных и 87% устраиваются в семьи, а 13% — в учреждения. Существенные изменения, на мой взгляд

— Сколько всего у нас детей, оставшихся без попечения родителей?

— По данным 2015 года таких детей около 470 тыс., 410 из них в семьях, а 60 тыс. – в учреждениях. За 2015 год в семьи было устроено 58,6 тысяч детей. Но каждый год выявляются новые дети, оставшиеся без попечения родителей, в 2015 году – 58,2 тысячи.

И надо иметь в виду, что 60 тысяч детей в учреждениях — это дети со статусом «оставшиеся без попечения» или сироты. А в учреждениях живут гораздо больше детей. Например, довольно много детей (около 30%), родители которых отдали их по заявлению, так как не могли о них заботиться, по разным причинам: потеря работы, смерть супруга… Но при этом они не лишены родительских прав. И раньше, когда родитель оставлял ребенка в интернатном учреждении, то он не мог забирать его на ночь. В результате связи рушились: родители строили новую семью, а ребенок оставался в сиротском учреждении. Но он мог годами жить без статуса сироты и, соответственно, не мог быть устроен в семью.

Сейчас ситуацию будут менять. Будет возможно проживание детей в учреждении на пятидневке, ночевать они смогут дома и т.п. А с его собственной семьей должны вести работу, чтобы помочь ей выбраться из кризиса, или, если семья не меняется, лишать родительских прав.

— Семьям в трудной жизненной ситуации нужна разная помощь, чтобы предотвратить отказ от детей. В этом направлении что-то меняется?

Да, родителям в кризисных случаях необходима помощь, нужно, чтобы подключались разные службы. Центр занятости, например, должен помогать матери, у которой умер муж, осталось трое детей, а она потеряла работу. Ей нужно помочь освоить новую специальность, трудоустроить, и дети не попадут в детский дом. Не говоря уже о помощи психологов или специалистов по социальной работе, что очевидно.

Сейчас сиротские учреждения как раз преобразовывают в различные центры помощи семьям. В Псковской области, например, сотрудникам детских домов предложили: сами подумайте, чем можете заниматься и какие услуги оказывать. Кто сможет, те на своей базе создадут новые службы, с другим набором услуг.

— Понятно, что детские дома должны реструктурироваться. Теперь они считаются местом временного пребывания ребенка до его устройства в семью или возврата в кровную семью. Но что должно произойти, чтобы это действительно начало работать?

— Конечно, далеко не все специалисты и руководители учреждений понимают, что ребенку действительно лучше в семьях, чем «в нашем прекрасном доме ребенка, который мы уже перестроили по условиям, которые продиктованы постановлением».

Безусловно, персонал надо обучать. И многие руководители детских домов уже готовы к этому. И есть возможности: поддержка Минобразования, программы различных благотворительных фондов. Например, на съезде, который мы упоминали выше, выступал представитель санкт-петербургского фонда «Дети ждут». Этот фонд финансирует программы переобучения специалистов домов ребенка по модели одного из лидеров сферы – питерского дома ребенка №13, который начал этим заниматься уже 15 лет назад. Повторюсь: существуют лидеры, которые сами уже давно перестроились и сейчас учат других – на их площадках проводятся стажировки, семинары, они на всех конференциях и подобных съездах представляют свой опыт, чтобы остальным было за кем идти и с кого это все срисовать. И это очень ценно.

— А ваша программа «С любовью к детям» тоже занимается обучением специалистов?

— В программе «С любовью к детям» есть обучающий компонент. Но мы поддерживаем службы, которые уже давно и успешно работают, сопровождая семьи, принявшие детей-сирот. Фокус этой программы – поддержка одного из направлений реформы — семейного устройства.

В фонде «КАФ» есть еще одна программа: «Семья для ребенка». Ее цель – как раз содействие реформе. Работа идет в 16 регионах, где мы знаем, что есть лидеры, и их надо дальше продвигать и поддерживать.

Но мы видим, что региональные власти в реформу включаются не очень активно. На уровне федеральной власти есть поддержка, а в регионах – пока по-разному.

— Какие обучающие программы наиболее востребованы?

— Работа с кровными семьями очень слабо развита, организаций, занимающихся этим, совсем не много. Хотя, вроде бы, есть центры, которые должны работать с семьями, в соцзащите или в системе образования, но чаще всего они работают со школьной дезадаптацией, когда родители приходят и говорят, что плохо ребенок учится или плохо себя ведет. Но это не кризисные семьи, где возникает сиротство.

Профилактическая работа очень востребована. Например, я была в детском дом в Апатитах. Там маленькая служба – социальный педагог, психолог и руководитель службы. И они с первого сентября уже получили две ставки на работу с кровными семьями, но не готовы к этому. Говорят: «мы пока не умеем, надо учиться».

Нужна профессиональная работа с семьями, где уже серьезные кризисы. И надо тщательно смотреть, где возможна профилактика сиротства, чтобы ребенок не попал в учреждение. Такие программы есть, например, у фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам», организации «Аистенок» из Екатеринбурга и некоторых других.

— Значит, можно выделить три блока в реформе. Первый — семейное устройства детей-сирот. Второй — работа с семьей, где родители не лишены родительских прав, но дети в детском доме (возможность интернатного режима или режима дневного пребывания). И третий – профилактическая работа с кровной семьей.

— Да, три основных блока. Но это если брать обычные детские дома и интернаты. А еще существуют дома ребенка, где остались маленькие дети довольно сложные, с особенностями развития. Там есть специалисты, реабилитационное оборудование, освоены современные технологии помощи, и т.п. Поэтому они могут стать центрами ранней помощи, центрами реабилитации для семей, в которых ребенок с особенностями, с нарушениями развития.

— Но для детей, находящихся в таких специализированных интернатах, тоже стоит задача устройства в семью? Наверное, их устраивать намного сложнее?

— Да, конечно, сложней. Но уже пошел процесс и в этом направлении. Цифры пока очень небольшие: из 58 тысяч детей, устроенных в семью в 2015 году, только 1903 ребенка-инвалида. Сейчас в Москве уже разрабатываются модули подготовки приемных семей, которые готовы будут взять таких детей, более сложных. Есть позитивный опыт Краснодара, где перешли на проактивную форму: ищут родителей для детей с особенностями развития, которые готовы их взять — с поддержкой государства, естественно, и с поддержкой каких-то центров типа домов ребенка.

Самый сложный тип учреждений для реформирования – детский дом-интернат (ДДИ). Потому что в них самые тяжелые дети, которые живут там постоянно, а потом чаще всего переходят в психоневрологический интернат. Но сейчас уже есть удивительный прецедент: работа Центра «Вера. Надежда. Любовь». Это бывший московский дом–интернат №8, который, кстати, тоже очень давно начал реформироваться, внедрять новые технологии реабилитации детей. В этом Центре почти все дети ходят в какие-то кружки в соседние школы и детские сады, то есть они не все время находятся в одном учреждении. А из соседнего колледжа, который вообще не связан с педагогикой и психологией, приходят волонтеры и гуляют с этими детьми, общаются. Очень много вещей, которые они изменили. Их подход таков: «Мы ориентируемся на ресурсы каждого ребенка, не на его нарушения и насколько он до нормы не дотягивает, а на то, каковы его ресурсы».

И вот в прошлом году из этого центра в приемные семьи устроили 26 детей. Мы по программе «С любовью к детям» поддержали проект, в котором Центр будет развивать услуги сопровождения этих семей.

В этом бывшем ДДИ очень много детей, которые не сироты, а их родители по заявлению передали, поскольку они очень тяжелые, и у семьи не хватает ресурса справляться с ними дома. Но они тоже переходят теперь на режим непостоянного проживания в учреждении, ребенка родная семья будет забирать на выходные или по вечерам.

— То есть получается, что в системе госучреждений остаются, в основном, дети с проблемами здоровья и особенностями развития, дети без статуса сирот и подростки? А маленьких здоровых детей очень мало и их разбирают очень быстро?

— Да, маленьких практически нет. Я даже от одной женщины слышала: «Я вечером только в базе увидела ребенка, утром написала – его уже забрали». Маленьких мало, есть те, кто без статуса, кто с проблемами или уже большие дети. Есть еще те, у кого братья и сестры и по закону их нельзя разделять.

Я могу дать цифры, которые приводит Галина Семья, известный эксперт в теме деинституционализации и семейного устройства: 77% детей, находящихся в учреждениях – это дети старше 10 лет. 25% из них имеют инвалидность, 51% — находятся в учреждении вместе с братьями и сестрами. И как их устроить, если их четверо–пятеро и еще кто-то из них с инвалидностью? Понятно, что одна семья не выдержит, не хватит ресурса.

Подростков очень много. Есть мнения экспертов, что подросткам иногда, может, уже и не нужна семья. Для них референтная группа – это сверстники. Варианты работы с ними – наставничество, когда их курирует значимый взрослый, они ходят в гости в семью, но при этом живут все-таки в детском доме.

С другой стороны, есть хороший опыт и устройства подростков в семьи. У меня по программе люди из регионов писали, что семьи берут старших детей и справляются. И, опять же, семью надо специально готовить и сопровождать.

Пик устройства в семьи был в 2007-2008 году, когда это начали активно продвигать и давать оплату приемным родителям. Сейчас все эти дети доросли до подросткового возраста, у многих семей кризис, а родители выдохлись за это время. И именно поэтому нужна поддержка, известно, что отказы происходят.

— Есть ли общая статистика количества отказов?

— Иногда называют 10%, но официальной статистики нет. В разных регионах — по-разному. В Мурманске, к примеру, 2%. Дело в том, что с возвратами история такая – примерно как с детьми, которые в детдомах по заявлениям. Недавно мне рассказывали сотрудники одной московской НКО: родители отказались от двух сложных приемных детей. Детей поместили в реабилитационный центр, опека попросила родителей написать заявление на реабилитацию, а не на отказ. С одной стороны, есть шанс, что они сейчас отдохнут, дети придут в себя, – и семья воссоединится. А с другой стороны, это может быть ситуация для завуалирования реального отказа.

— А как вообще оценивается ход реформы, по каким критериям?

— Показатель, по которому оценивается деятельность регионов в связи с реформой, меняется. Насколько мне известно, у Голодец регулярно проводятся селекторные совещания, регионы отчитываются – худшие и лучшие, что у них там происходит. Сначала считали, сколько детей устроили в семьи. И опека старалась детей активно отдавать. Могли быть перегибы. Например, отдавали в ту семью, у которой и так много детей. И в результате немало таких многодетных приемных семей, в которых к настоящему моменту дети доросли до подросткового возраста, и родители не справляются.

Сейчас критерий иной: «количество детей в учреждениях». И это, на мой взгляд, более адекватный показатель, так как учитываются все дети: и сироты, и находящиеся в учреждении по заявлению. И те и другие нуждаются в том, чтобы у них была семья – родная или приемная.

— Что бы вы посоветовали тем, кто хочет помогать детям-сиротам?

— В первую очередь поддерживать программы устройства и сопровождения семей – приемных, и кризисных (для профилактики сиротства). Также сейчас очень актуальны программы по социализации подростков и детей с особыми потребностями, которые живут в учреждениях.