26 ноября фонд «Подари жизнь» отметил свое десятилетие. Главное достижение фонда за эти годы – более 35 000 детей, получивших помощь. О других больших и маленьких победах команды «Подари жизнь» «Филантропу» рассказала директор фонда Екатерина Чистякова.

Фонд «Подари жизнь» создан с целью помощи детям, больным раком. Дети от рака в основном выздоравливают. Из трех с половиной тысяч тех, кто ежегодно в стране заболевает раком, погибают 700-800 детей. Остальные выздоравливают, и могли бы, наверное, выздоравливать еще больше детей. Наша скромная цель состоит в том, чтобы ни один ребенок не погиб от того, что не хватило денег на лечение, донорской крови, поддержки. Все, что мы делаем в течение 10 лет, — последовательно идем к этой цели. Мы стараемся, чтобы все появляющиеся в мире технологии лечения рака появлялись и в России.

Современные виды лечения

Мы много времени потратили на то, чтобы регламентировать порядок ввоза незарегистрированных в России лекарств. Раньше их приходилось доставлять контрабандой из-за рубежа, теперь мы добились того, чтобы появилась строчка в законе об обращении лекарственных средств, разрешающая ввоз таких препаратов для личного применения. Есть технологии MIGB-терапии для лечения детей с нейробластомами. Раньше такой вид лечения можно было получить только за рубежом. Сейчас с нашей помощью необходимый для этого радиофармпрепарат доставляется из-за рубежа в Российский научный центр рентгенорадиологии. Вместе с врачами Центра детской гематологии им. Дмитрия Рогачева мы приносим с Запада новые технологии и новые лекарства. Врачи Центра при нашей поддержке имеют возможность учиться, ездить на конференции и зарубежные стажировки, приглашать иностранных специалистов к себе. Но наша цель в том, чтобы эти технологии распространялись в региональные детские онкологические клиники. У нас есть программа «Дальние регионы», когда врачи Центра им. Дмитрия Рогачева выезжают в разные области и читают в местных клиниках лекции.

Региональные центры и трансплантация

Наш новый проект, который только запустился в этом году, направлен на то, чтобы увеличить доступность трансплантации костного мозга для больных раком детей. По расчетам экспертов, 800 детей в стране нуждаются в этом виде лечения, а получают трансплантацию костного мозга только около 400, потому что не хватает коек, которые для этого приспособлены. Сейчас мы работаем с Екатеринбургом, где уже 10 лет существует региональной отделение трансплантации костного мозга. За государственный счет в этой клинике имеют право лечиться только дети из Свердловской области. Но у клиники есть возможность принимать на лечение больше детей. С лета этого года благодаря поддержке нашего фонда там получили лечение дети из Крыма, Красноярска, Новосибирска, и еще будут дети, которые бы не смогли дождаться очередей в федеральные центры. Мы также переоснащаем эту клинику в Екатеринбурге, потому что оборудование, которое ставили 10 лет назад, начинает ломаться. Мы надеемся, что к 2018 году, когда мы наладим в Екатеринбурге работу с детьми из других регионов, и эта клиника получит государственное финансирование для лечения детей со всей страны. Одновременно мы тесно взаимодействуем с Красноярским краем, хотим построить в городе отделение трансплантации костного мозга и обучить красноярских врачей этой работе.

Почему именно Красноярск?

Мы посмотрели на карту, и нам стало совершенно очевидно, что делать трансплантационные центры на один регион неправильно.

Потому что, например, в Красноярском крае только 6 детей за год будут нуждаться в этом виде лечения. Значит, они у врачей будут не на потоке, врачи не смогут практиковать навык. И просто даже с точки зрения траты денег неэффективно покупать дорогое оборудование из-за шести человек. Но делать межрегиональные центры очень правильно. До 50 человек ежегодно могли бы получать там помощь. Мы выбрали несколько областей, хорошо связанных разными видами транспорта с соседними регионами, и разослали туда письма с вопросом, не хочет ли кто-нибудь из врачей стать нашими партнерами в этом проекте. У Екатеринбурга и Красноярска оказалась для этого возможность. В Екатеринбурге просто есть клиника, которая из-за бюрократических проблем не может принимать детей из других регионов, а в Красноярске очень хорошие службы крови, лаборатории, больницы. Их только нужно подтянуть, подучить, дооборудовать, сделать реконструкцию в одном из отделений больницы, и можно запускать проект.

На юге есть два региона, которые могли бы взяться за развитие трансплантации костного мозга у себя, когда будут построены новые корпуса больниц. Когда корпуса появятся, мы вернемся к взаимодействию с этими регионами.

Оборудование и препараты

Я недавно смотрела свои старые записи. Сейчас очень хорошо видно, что медицинские ситуации, которые 10 лет назад были безнадежны, сейчас можно решить.

Сейчас мы спасли бы тех детей, которым раньше невозможно было помочь.

Мировая медицина шагнула вперед, а фонд «Подари жизнь» помог российским врачам не отстать от прогресса. К сожалению, государственная машина раскачивается очень медленно, деньги выделяются на что-то новое далеко не сразу, как только это новое появляется. Например, сейчас на российский рынок пришел современный препарат «Адцетрис» для лечения лимфом, который раньше можно было купить только за рубежом. Он в этом году не входил и – уже ясно – в следующем году не войдет в список жизненно важных необходимых лекарственных средств. Это означает, что его закупки за государственные деньги будут осуществляться в минимальном объеме, а это очень дорогое лекарство. Благодаря поддержке нашего фонда и наших коллег этот препарат будет доступен для пациентов, которым по-другому помочь никак нельзя. Еще один вызов для нас – это оборудование больниц. Программа модернизации здравоохранения проходила 10 лет назад. Понятно, что оборудование сейчас начинает выходить из строя. Что-то мы ремонтируем, что-то покупаем заново. Например, в Екатеринбурге, где мы развиваем трансплантацию костного мозга на соседние регионы, вышли из строя инфузоматы, приборы, которые капают химиотерапию в кровь. Мы их заменили.

Такая же ситуация в Санкт-Петербурге в клинике гематологии и трансплантологии имени Раисы Горбачевой. Туда мы покупаем инфузоматы и мониторы жизненных функций. Есть еще такие приборы – анализаторы для содержание фармпрепаратов в крови. Очень важная вещь, которая позволяет не допустить гибели пациента от передозировки химиопрепаратов.

К приборам, которые выпускались 10 лет назад, уже нет запчастей и расходных материалов. Их стало невозможно использовать. Мы получаем заявки от больниц и в течение года производим замену этих анализаторов. Бюджетных денег на переоборудование государственных клиник именно в части закупки оборудования не хватает. Даже чтобы поддержать существующий уровень лечения, не то что идти вперед, нужна эта благотворительная помощь.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

Донорство крови

В 2003 году я неожиданно для себя выяснила, что в Москве есть Российская детская клиническая больница (РДКБ) для иногородних, куда приезжают дети со всей России. Этим детям ежедневно нужны переливания крови. В Москве у детей и их родителей нет никого., кого можно было бы попросить сдать кровь. И в отделении переливания крови тоже не было доноров.

Сейчас в этой больнице ежедневно кровь сдает больше 20 доноров, а тогда не сдавал никто. Мамочки вешали объявления, платили деньги охранникам больницы, чтобы те сдавали кровь. Крови, конечно, все равно не хватало.

Это была первая колоссальная проблема, которую мы взялись решать. Сначала мы искали доноров для конкретных пациентов из РДКБ. Писали на интернет-форумах, с согласия настоятелей вешали объявления в церквях, просили родственников, друзей, знакомых. Тогда образовалась группа «Доноры детям», которая дала начало фонду «Подари жизнь». Мы довольно быстро поняли, что доноров-то можно привлечь, но им не нравятся учреждения службы крови, не нравится стоять в очередях. И отношение врачей к ним как к расходному материалу тоже не нравится. Врачи тогда были настроены на приход платных доноров, которые за обещанные 1000 рублей готовы были потерпеть грубость и неудобство.

Стало понятно, что платное донорство не только не решало всех проблем, но снижало качество компонентов крови, потому что платный донор не готов объявить, что у него были, например, незащищенные половые контакты. К тому времени во всем мире уже давно перешли на рельсы безвозмездного добровольного донорства.

Мы обращались и в службу крови, и к журналистам. Тогда вообще было очень сложно попасть к СМИ с информацией о донорстве крови. Мы пытались привлечь доноров через телеканалы, через газеты, а нам говорили, что нет крови для больных – это не новость, вот снег в Москве выпал зимой — это новость.

Но время шло, и ситуация менялась. Нам удалось объяснить общественности, что доноры не лежат на полочках, что если каждый из нас не придет сдавать кровь, то кто-то другой погибнет непременно. После того, как проблема была осознанна на общественном уровне, получилась работа с Министерством здравоохранения.

В результате в 2012 году был переписан закон о донорстве крови и была проведена реорганизация службы крови в стране. Это дало шанс на выздоровление не только нашим детям, в конечном итоге модернизация службы крови помогла очень многим людям.

До принятия этого закона в России был такой «голод», когда операции откладывались и пациенты умирали, потому что не было крови для переливания. Теперь ситуация изменилась, и я считаю, что в этом наше большое и важное достижение.

Паллиативная помощь

К сожалению, не все наши дети выздоравливают и выживают. У нас есть проект паллиативной помощи. Мы помогаем тем детям, которых нельзя вылечить. Мы точно знаем, как протекают последние месяцы и дни жизни наших подопечных, какая поддержка им нужна. Мы знаем, что октябре 7 наших детей умерли, в сентябре 9 детей, и как это произошло.

Много лет назад мы думали, что если ребенка признали инкурабельным и выписали домой, то какая-то помощь где-то там ему оказывается. Он уезжал в свой родной город, и через некоторое время мы узнавали или не узнавали, что он умер. Как это происходило, было неизвестно. До определенного момента.

Был такой мальчик Жора Винников, который умирал в Москве. И про него было известно все. Он умер без обезболивания. Наш первый директор Галя Чаликова очень пыталась ему помочь, но ничего не получилось.

Стало понятно, какая это трагедия — терпеть сильнейшие онкологические боли, когда болит везде: не зуб, не рука, а все тело. Нам пришлось включиться в работу.

Галя не успела закончить начатое, она умерла, и проблема обезболивания досталась мне. Сначала получилось добиться понимания органов власти и общественности. Потому что еще пять лет назад невозможно было объяснить представителям Минздрава, что есть не обезболенный ребенок, что это проблема, которая должна быть решена и не решается. Пока они отказывались помогать добывать обезболивающие, дети продолжали умирать в страшных муках. У нас была долгая и напряженная работа в Совете при Правительстве России по вопросам попечительства в социальной сфере.

В результате Правительство утвердило «дорожную карту» по доступности обезболивания. Она включила самые разные вопросы: нет нужной лекарственной формы, значит, наша промышленность должна ее производить, путь препарата от производителя до аптеки и пациента слишком сложный и забюрократизированный – надо его упростить.

Часть проблем уже устранена. Обезболивающий препарат ребенку может назначить его участковый педиатр. Назначение действует не 5 дней, а 15. Стали закупать больше неинвазивных лекарственных форм, то есть таблеток, пластырей. Потому что если морфин в инъекциях, уколы нужно делать каждые четыре часа, а некоторые дети боятся уколов еще больше, чем онкологической боли. У нас был такой мальчик в Туле. Ему было очень больно, но он плакал и не хотел укол. К счастью, мы смогли ему помочь и в конце концов ребенку наклеили обезболивающий пластырь. Есть горячая линия Росздравнадзора, которая помогает пациентам добиться назначения препаратов в тех случаях, когда врачи безосновательно отказываются делать назначения. Но к сожалению, проблем еще много. Как правило, участковые педиатры не умеют назначать детям наркотическое обезболивание. Приходится направлять врача из московской клиники для совместного осмотра с местным доктором. Хотя бы раз в месяц одному из детей требуется вмешательство Росздравнадзора, потому что по бюрократическим причинам доктора отказываются назначать препарат: то они не знают, где рецепт взять, то еще что-то. В целом ситуация улучшается, но по-прежнему адекватное обезболивание в стране получаются только 20% от тех, кто в нем нуждается.

Общественное внимание к проблемам больных детей

Главное достижение фонда «Подари жизнь» — это донесение до всех и каждого информации о том, что детский рак излечим.

Когда мы пришли в больницы, считалось, что лечение рака у ребенка безнадежно, не надо жертвовать деньги, не надо помогать, все равно они умрут. Сейчас о том, что детский рак излечим, знают если не все, то многие, и и теперь люди гораздо охотнее помогают. То, что мы делали на протяжении 10 лет, — не бесполезно, и, конечно, нам нужна помощь и общества, и государства. Во-первых, пожертвования. Во-вторых, детям нужны переливания крови. Представьте, лежит ребенок, у него нет никаких сил, подташнивает, клонит в сон. Перелили эритроцитную массу – откуда что взялось! Хочется прыгать и скакать. Или кровотечение никак не останавливается. Ну, ничего невозможно сделать, когда у человека нет собственных клеток, отвечающих за свертывание крови. Раз – перелили донорские тромбоциты, и все прошло на глазах. Волшебная вещь – кровь, она действительно спасает жизни! Мы призываем всех, кто здоров, у кого нет противопоказаний, становится донорами. Нам всегда нужны волонтеры. Мы рады тем, кто помогает pro bono. Я сама лично общаюсь с юристами, которые помогают нам читать существующие законы, готовить законопроекты, искать идеи, как можно исправить законы, приказы, постановления правительства, для того чтобы помощь детям стала доступнее.

Репутация НКО

Когда фонд «Подари жизнь» решает одну задачу, он видит, что появляется еще десять нерешенных, и это причина того, что за десять лет мы так выросли.

Когда мы обеспечили донорами крови одно отделение Российской клинической детской больницы, выяснилось, что там есть еще три отделения, которым также нужны переливания крови. Когда мы научились покупать лекарства для этой больницы, выяснилось, что лекарств не хватает другим больницам и другим детям, и не только в Москве.

К сожалению, проблема, с которой мы имеем дело – детская онкология – очень большая. Мы решаем ее постепенно, мы действительно много сделали.

Онкологическая помощь стала доступнее, есть уже целая армия детей, которые живут благодаря тому, что кто-то помог, кто-то сдал кровь, пожертвовал деньги, просто вовремя поддержал и не дал впасть в депрессию. Но остаются большие нерешенные задачи, а чем большие задачи мы берем, тем больше людей нужно для их решения. Кроме того, я считаю очень важным в репутации нашего фонда, по крайней мере в работе с государственными органами, высокий уровень экспертизы и ответственности. Мне как-то пришлось услышать реплику про наш фонд, что если «Подари жизнь» подняли проблему, значит, она действительно существует. Нельзя закрыть глаза, сказать, что проблемы нет, что это несерьезно. За 10 лет все убедились, что если мы ставим какой-то вопрос, значит, мы провели свое исследование, выяснили, как обстоят дела, поговорили с врачами, прочитали законодательство. Мы за все свои слова и просьбы отвечаем. Конечно, нам очень повезло, что с нами знаменитые актеры Дина Корзун, Чулпан Хаматова и Артур Смольянинов. Их известность позволяет открывать многие двери. Но еще больше нам помогает то, насколько Дина, Чулпан и Артур вовлечены в нашу работу. Чулпан приходит, приносит новые проекты, включается в работу. Ее готовность участвовать, помогать, ходить на встречи и просить денег никак не менее важна, чем ее громкое имя.

Третий сектор в России

Свою миссию мы видим прежде всего в выращивании сектора противораковых НКО. У нас на связи около 50 фондов из разных регионов России, которые так или иначе у себя дома помогают детям, больным раком. Они всегда могут обратиться к нам за консультацией. Раз в год мы проводим семинары для противораковых НКО, где пытаемся передать свой опыт и даем площадку, для того чтобы они обменивались собственными методиками. На эти семинары мы приглашаем бизнес-тренеров. Они учат нкошников, которые создали свои фонды просто потому, что нельзя было не создать, становится профессионалами.

Мы считаем, что доверие к сектору во многом зависит от профессионализма тех, кто в этом секторе работает.

Пациенты фонда

Фонд был создан по необходимости, когда стало понятно, что нужно заводить расчетный счет, что наши волонтерские усилия совершенно недостаточны, чтобы всем помочь, и что работа на волонтерских началах стала неэффективной. Мы начинали работать с пациентами Российской детской клинической больницы, потом подключились пациенты Центра рентгенорадиологии, НИИ нейрохирургии имени Бурденко. Сейчас с нами Московский областной онкодиспансер, Морозовская больница и многие клиники в регионах. Мы принимаем обращения со всех городов и деревень России. Каждый месяц только по адресной помощи больше 100 детей получают поддержку, не говоря о тех препаратах, которые мы закупаем в больницы.

Прошло 10 лет, и как-то внезапно оказалось, что есть огромное количество молодых людей –кто-то стал мамами и папами – тех, кто когда-то болел и выздоровел. Есть среди них и те, кто работает в нашем фонде. Они выжили, выздоровели и счастливы. Для нас это лучшая благодарность.

То, что кто-то стал адвокатом, кто-то программистом, кто-то учится на логиста, а кто-то родил дочку, – вот такая обратная связь дает ощущение смысла своей работы.

Еще фонда никакого не было, а был такой мальчик, звали его Сережа Рогожин. Тогда он был конечно, мальчик, сейчас уже дяденька. Когда он поступил в больницу, ему нужно было переливание крови. Группа – четвертая положительная, редкая. Нужно было, чтобы каждый день или через день доноры сдавали кровь для Сережи. Мне позвонил доктор в пятницу и попросил искать доноров. Я говорю: «Как много и к какому сроку нужны?» «Нам бы до понедельника дожить». Сережа попал в больницу в начале декабря, вот в это примерно время, очень тяжелый, лежал и буквально умирал. Новый год он встретил уже сидя в инвалидном кресле. Потом выжил, выздоровел и встал, уехал к себе в Ивановскую область, сейчас работает дальнобойщиком. Чудесное превращение, невероятное. Есть еще один мальчик, Сережа Святкин. Он провел в больнице четыре года, лечение длилось и длилось, а болезнь все никак не отвечала на препараты, и врачи тогда приняли решение делать ему пересадку костного мозга. Сережа пережил трансплантацию, но развились тяжелые осложнения, такие, что пришлось брать у него клетки и везти их в Италию. Там врачи смогли Сережины лимфоциты натравить на инфекцию, которая на него напала. Из Италии мы их вернули в Россию, перелили Сереже, и – о чудо! – он до сих пор с нами, живет в Тольятти, гоняет на мотоцикле и собирается переехать в Санкт-Петербург. Недавно мы встречались с некоторыми из наших бывших ребят, и возникло ощущение, что наш с ними разговор прервался вчера, мы его просто возобновили. Они такие свои, такие родные и такие невероятные.