«Работать только на энтузиазме уже неправильно»: Джамиля Алиева о фонде «Настенька»


Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом развития филантропии, либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда развития филантропии

Фонду «Настенька»в январе исполнится 15 лет. Фонд был создан в 2002 году по инициативе Джамили Алиевой, чтобы помогать пациентам НИИ детской онкологии и гематологии им. Н.Н.Блохина. По признанию врачей, за годы работы фонда уровень лечения в больнице значительно вырос. «Настенька» оказала помощь тысячам детей, больных раком.  Татьяна Тульчинская, директор фонда «Здесь и сейчас», встретилась с Джамилей Алиевой, чтобы поговорить о развитии  фонда, с ностальгией вспомнить первые годы работы и порассуждать о новой волне в благотворительности.

15 с плюсом

— Фондов, которые могут похвастаться тем, что им 15+, в секторе единицы. Есть ли самоощущение, что да, мы из тех, из первых. Не в том смысле, что мы из-за этого лучшие, а просто чувство какого-то ближнего круга, с которым начинали, и прирастания этого круга потом?

— В последнее время у меня вообще ностальгия по кругу друзей тех, прошлых лет, хочется собраться, быть рядом с людьми, с которыми вместе начинали. Сейчас очень много новых людей появилось в благотворительности, и я рада их успехам. Но те, с кем начинали, они навсегда особенные.

— А для тебя эти люди – это кто?

— Катя Бермант, Оля Суворова, Галя Чаликова, ты, Таня. Все у нас было на энтузиазме, и мы были на одной волне. Последнее время я часто возвращаюсь к этим лицам, к этим дням, к нашим разговорам. Я помню, как мы собрались большой компанией, наверное, все, кто тогда вообще занимался благотворительностью, первый раз. До этого я не была знакома ни с кем. И у меня было чувство радости, что я с такими великими людьми рядом, которые рассказывают, что отправили сколько-то машин нужных вещей в детский дом, какие-то операции оплатили, я была очень горда, что принадлежу к такому сообществу.

— А ты как думаешь, эти ностальгические воспоминания просто связаны с тем, что прошли годы, 15 лет – большой период, самое, может быть, время для ностальгии, или с тем, что за это время что-то существенное утратилось, чего-то не хватает теперь?

— Наверное, это естественный процесс. Когда мы начинали, нас были единицы и мы знали друг друга, а сейчас, когда я прихожу на собрание «Все вместе», я уже многих не знаю. Раньше было, что даже если со многими коллегами мы не пересекались в работе, все равно их плечо я чувствовала. Может быть, сейчас какое-то нелегкое для меня время, и поэтому все время думаю об этих людях.

— Я много рефлексирую на эту тему и пытаюсь понять: с одной стороны же действительно хорошо, что расцветают все цветы и появляются новые проекты, но, в то же время, главное — по дороге не потерять что-то важное. Вряд ли мы уже будем когда-то в такой ситуации, что все, фигурально выражаясь, «на ты». Нас много, и это здорово. Но вопрос, за что стоит бороться, а что стоит отпустить? Есть ли у тебя понимание этого? У меня не всегда.

— Само время настолько изменилось, что работать только на том энтузиазме, на котором начинали работать мы, не вполне правильно. У меня самой, наверное, это даже был не совсем энтузиазм. Я была в тяжелом состоянии после потери ребенка, не было энтузиазма и не сил. И поэтому поддержка всех, кто был рядом со мной, для меня очень велика, огромна, но, на самом деле, сейчас время требует совсем другого, не энтузиазма, неподкрепленного знаниями, как это было со мной. Сейчас работа некоммерческих организаций должна приближаться уже к работе бизнес-компаний. Это веление времени. И отношения внутри нашего сообщества меняются.

– В большей степени формализуются?

– Формализуются. Потому что благотворительность для многих людей – это уже работа. Для нас же это работой не было. Я, когда начинала, еще преподавала русский язык иностранцам, у меня была любимая работа, и я думала, что благотворительность будет для меня чем-то вроде общественной нагрузки, я буду ею дополнительно к преподаванию заниматься. Но это не получилось, потому что этому делу надо отдавать всего себя.

— Насчет того, что надо соответствовать требованиям времени, – это важно. У меня есть ощущение, что, с одной стороны, на нашей стороне опыт, а с другой, как это ни парадоксально, мы гонимся за молодежью более продвинутой. Но разобраться все равно придется.

– Я часто думаю, что сейчас для того, чтобы удерживаться на плаву и идти вперед, надо быть акулой. Но я, к сожалению, совсем не акула, я чувствую, что не соответствую времени, когда надо знать и работать с новыми реалиями.

— А как ты думаешь, в секторе в принципе есть люди, про которых можно сказать, что они акулы?

— Я думаю, что, наверное, есть. Фонды, у истоков которых стоял изначально какой-то бизнесмен или группа бизнесменов, курирующих фонд.

— То есть анамнез имеет значение?

— Я думаю, да. Когда я начинала, у меня никого не было. А если рядом изначально есть люди из бизнеса, которые помогают тебе выстроить работу, это, конечно, многое облегчает. Есть более стабильные фонды, которым, может быть, помогло то, что есть бизнесмены, заинтересованные в их деятельности, которые поддерживают их много лет. Я думаю, это важно.

Новый уровень

— За 15 лет существования фонда «Настенька» можешь назвать какие-то этапы, через которые вы проходили? Были моменты, когда можно было сказать: «Мы вышли на принципиально новый уровень». И если это происходило, то почему?

— Когда я открыла фонд, я работала одна, это продолжалось года два, наверное. Я и бухгалтер. Это было, на самом деле, не совсем барахтание, потому что меня очень поддержали мои студенты-иностранцы — представители компаний, поэтому я смогла что-то сделать в первое время. Но все равно это было очень трудно и непонятно. Потом второй этап – это когда я поняла, что мне нужен человек, и я пригласила Любу Сидорову, которая до сих пор является моим заместителем. Мы работали вдвоем, через какое-то время мы стали набирать больше людей, и сейчас у нас шесть человек.

— Это, скорее, последовательный рост, вполне естественный. А какие-то точки, после которых говорят: жизнь уже никогда не будет прежней, были? В нашем фонде, например, такая специфика была. Мы начинали как фонд адресной помощи – гуманитарка, поездки в детские дома, сбор вещей и так далее. Сейчас мы фактически фонд, который оказывает социальные услуги: у нас создана система сопровождения приемных семей с особыми детьми есть программа социализации детей сирот, в которой тоже работают специалисты. То есть мы практически полностью отошли от гуманитарной помощи. Мы это делаем, но очень разово. Когда стало так, это был момент, когда я поняла, что фонд поменяется совсем – существо его, содержание.

— Да, у нас было что-то похожее. Когда я открывала фонд, я видела очень много родителей, которые, когда заболевает ребенок, попадают в очень сложные ситуации, и хотела им помочь. Помимо того, что такое горе, беда, все еще усложняется тем, что постоянно нужны деньги: на проживание в Москве, на недостающие лекарства, на какие-то платные обследования.

А у меня была мысль, что я буду собирать деньги и просто помогать, раздавать их родителям. Я говорила, что даже если мама купит себе новую помаду, это тоже хорошо. Просто мне хотелось помогать им.

Но соучредитель фонда – профессор Менткевич, который сейчас является заместителем директора НИИ детской гематологии и онкологии, где мы работаем, отговаривал меня. Он говорил о том, что приоритетом должна быть покупка оборудования, лекарств, то есть обеспечение лечебного процесса. И у нас были очень большие споры по этому поводу. Но жизнь показала, что действительно моя идея – просто раздавать деньги родителям и делать все, чтобы их жизнь была полегче, была неправильной. Потому что, что может быть лучше, чем купить аппарат гемодиализа, например? Это лучше для родителей, для детей, для врачей, чья работа становится более эффективной. Действительно, был переломный момент в работе, когда от одной цели, которую я себе ставила, я осознанно перешла к другой. Внутренне сопротивлялась, конечно, потому что очень сострадаю этим людям, но понимая, что действительно эта цель – та, которая должна быть.

— Получается, что все мы действительно все приходим к тому, что проблемы, с которыми мы работаем, надо решать системно. Разовые истории и адресная помощь все равно остаются, но если не подходить системно, получается неэффективно.

— Да, да. Конечно, мы продолжаем помогать родителям, это само собой, но приоритетная задача – это покупка оборудования, лекарств, и я могу сказать, что мы очень много сделали для больницы, мы купили очень много оборудования. Аппарат гемодиализа, три аппарата искусственного дыхания, мобильный рентген-аппарат, сепаратор крови – не один, уже не помню, сколько. И так далее. Очень много. Если говорить о том, могу ли я чем-то гордиться, то это большой список оборудования, который работает и которым пользуются сотни детей постоянно.

Фон помощи

— Возвращаясь к теме сектора, скажи пожалуйста, помимо просто ощущения своего садика, которое было, когда мы начинали работать, какого-то дружеского плеча, просто человеческой поддержки, получались ли какие-то партнерские проекты с другими фондами? Может быть, какой-то общий сбор был?

— Да, я как раз очень хочу об этом сказать. Сначала считалось, что каждый фонд оплачивает одного ребенка, но жизнь привела к тому, что вместе работать наиболее удобно и продуктивно. Сейчас мы очень часто оплачиваем совместно с фондами «Подари жизнь», «Жизнь», «Предание», «Созидание», «Гольфстрим». Когда я вижу, что мы не справляемся, я обращаюсь к коллегам за помощью. Поскольку мы фонд, сидящий в больнице, в другие фонды родители звонят, а к нам родители приходят. Вот вчера, например, появилась совершенно изможденная мама с двухмесячным ребенком на руках. У ребенка уже метастазы…. Конечно, я пишу гарантийное письмо – есть ли у меня деньги, нет ли у меня денег. С этим я разбираюсь потом, потому что ребенку уже на завтра назначено МРТ и еще что-то, должно срочно начинаться лечение. Самая главная моя задача – положить этого ребенка, чтобы началось лечение, потому что здесь счет на дни. И потом мы начинаем сбор, и если я не успеваю закрыть свое гарантийное письмо, я звоню в фонды «Жизнь», в «Предание» и прошу поддержать. «Конвертик для бога» тоже очень много делает. В результате кто-то пишет новое гарантийное письмо, и ребенок продолжает лечение, а мы все продолжаем собирать на него деньги.

— То есть появилась процедура взаимодействия фондов, которая работает.

— Да, она дает нам возможность собрать деньги на следующий курс. И спасает меня от долговой ямы. Мы таким образом можем помочь намного большему количеству детей. И без промедления, потому что мне не страшно брать ребенка на 5 миллионов, которых у меня нет.

Я знаю: в крайнем случае, если я не найду, меня поддержит кто-то из коллег.

Это очень ценно, а главное, что сейчас это у нас вошло в систему.

— Я очень рада это слышать. Жаль, что о таких историях успеха мало говорят. Шум возникает в публичном пространстве тогда, когда что-то идет не так, когда, например, фонды ссорятся. И сейчас, что греха таить, то там, то здесь разгораются какие-то то ли склоки, то ли скандалы. По крайней мере, есть ощущение, что сектор стал более конфликтным внутри себя. Постоянно кто-то с кем-то выясняет отношения. Как говорят при прогнозе погоды, геомагнитный фон возмущенный. У меня это чувство есть. Я не знаю, есть ли оно у тебя.

— Я немножко замкнута в своем пространстве больницы, ты в большей степени общаешься по своей должности с сообществом. Вот недавно кто-то опубликовал в Facebook письмо, причем не называя имен, что был какой-то конфликт между фондами. Поскольку не было названо имен и ситуации толком, было ощущение, что это касалось всего благотворительного движения. Хотя я редко пишу в Facebook, но ответила, что не надо так. Мы очень долго строили наше здание, какую-то нашу репутацию создавали, и я считаю, что надо избегать конфликтов. У нас у всех одна цель. И очень осторожно надо выносить наши проблемы на общее обозрение.

— Пятно на всех получилось…

— Да. Я очень всегда дорожу репутацией не только своего фонда, но и «Все вместе» и всего благотворительного движения.

Потому что это так легко уничтожить уважение, доверие. Мы должны всегда думать об этом. Ведь здесь, как и везде – как и в семье, по жизни.

Могут быть ситуации различные, люди могут быть не согласны друг с другом, но самое главное при решении этих вопросов — сохранять приличие, достоинство, такт. Чтобы это не выглядело как конфликт.

— Есть хорошее слово «ценности». Если их определять, то что является основными ценностями в благотворительности для тебя? Например, к тебе приходят люди устраиваться на работу. Что для тебя является ключевыми факторами? Как я понимаю, сейчас ситуация не очень однозначная. Когда мы начинали работать, мы ориентировались на единомышленников. Сейчас многие из нас оказываются в ситуации, когда нам нужен человек под конкретную задачу – конкретный smm-щик или конкретный пиар-менеджер. Мы подбираем людей в каком-то смысле по компетенциям, и вопрос ценностного совпадения уходит на второй план. Хотя с моей точки зрения, важно и то, и другое, конечно. Но это же так трудно совместить. Когда к тебе приходят люди, на что ты в первую очередь обращаешь внимание?

— Я очень долго брала сотрудников по принципу «хорошая девочка и добрая, и хочет работать в благотворительности». И это, кстати, меня не подводило: у меня действительно работали все очень хорошие девочки. Но потом я поняла, что сейчас нужны люди профессиональные. Я сама филолог и, в общем-то, никогда не училась социальному менеджменту. Проходила какие-то курсы, но специального образования у меня нет. У меня небольшой фонд, и какое-то время мы стали идти по прямой линии, не вверх, а по прямой. И я поняла, что очень легко с этой прямой линии носом повернуть вниз. Я подумала, как исправлять ситуацию? Поняла, что именно привлечением специалистов хорошего уровня. Это должно быть приоритетом.

— Все равно совсем случайные люди ведь не приходят.

— Случайные редко приходят. Но, я считаю, что деловые качества должны быть во главе. Сейчас это очень важно, потому что сейчас время пиара, время интернета, и если человек хороший, но у него нет профессиональных качеств, это будет плохо.

— Я согласна.

— Это я сейчас говорю, внушая еще раз самой себе.

Аллея славы

— Какие проекты за последнее время привлекли твое внимание?

— Я думаю, таких проектов очень много, помимо того, что наша рутинная, постоянная деятельность – это уже само по себе великое дело. Например, первое, что приходит в голову, это «Лавка радости». Думаю, надо назвать Катю Бермант, которая была инициатором и вложила много сил на создание.

— «Лавка радости» — прекрасный проект, но Катя Бермант – человек не новый в секторе. А я имею в виду кого-нибудь из новичков.

— Очень интересные идеи всегда, например, у Насти Черепановой. У нее действительно бывают очень красивые, теплые проекты. Есть и еще примеры, конечно, просто Настю я лично знаю хорошо и люблю. Из интересных проектов молодежи назову еще Лизу Олескину. Она работает уже довольно давно, но все равно Лиза для меня молодежь, поскольку я самая старшая в благотворительности. Ее действия даже трудно назвать проектом, она столько вкладывает любви к людям, сердца. Все, что она делает, меня восхищает.

— Лиза и еще фонд «Вера» — это для меня два таких образца удивительных, потому что они не просто делают хорошее дело – они сумели совершить потрясающий сдвиг в сознании людей. Со стариками так же, как с хосписом, потому что еще недавно многим казалось, что это такое место, куда плохие дети отправляют ненужных родителей.

— Да, я тоже хотела упомянуть фонд «Вера» и вообще то, что Нюта делает. У нее как-то все ладится.

Хотя Нюта намного младше меня, часто она служит мне примером хорошего человека в благотворительности, душевного, устремленного помочь людям, но в то же время с первых шагов начавшего работать профессионально. Мне это очень нравится, и я очень рада, что такой человек есть в благотворительности, может многим послужить примером.

Потом что просто на «ах, надо помочь» далеко не уедешь. Лида Мониава еще. Есть очень много имен, которые хотелось бы назвать.

— Аллею славы уже пора делать. Хотя, конечно, очень грустно, что не все уже с нами. Мы в офисе «Все вместе» повесили фотографии тех, кто ушел: Галечки Чаликовой, Оли Суворовой, Оли Алексеевой, Веры Васильевны Миллионщиковой, Илюши Сегаловича. Каждый раз идешь и думаешь: «Как мы вообще без них справляемся?»

— Да, у меня тоже каждый раз такое дрожание в сердце и сожаление о том, что этих людей нет, но большое счастье, что они были, что мне пришлось соприкоснуться с ними.

— Мы когда вешали эти фотографии, сначала повесили рамки с портретами, потом планировали подписи сделать и как-то забегались, не сделали. Я приходила потом в офис, и каждый раз говорила: «А что подписи не сделали?» А потом думаю: «Может, не надо?». Хотя, если честно, я с содроганием жду, когда кто-нибудь из молодежи спросит: «А кто это?»

— Но, с другой стороны, надо помнить, что очень много прекрасной молодежи, которая не знает их, и она в этом не виновата.

Поддержать фонд "Настенька" можно на сайте Благо.ру:

1 comment

Add yours
  1. Галина Горецкая

    Благодарю Татьяну Тульчинскую за очень интересный цикл интервью. Из каждого можно почерпнуть для себя идеи, или получить подтверждение правильности своего курса. Согласна, что профессионализм в некоммерческом секторе вышел на первое место, без этого невозможно движение вперёд, невозможно развитие.

Добавить комментарий