Митя Алешковский — основатель и председатель совета благотворительного фонда «Нужна помощь», директор портала «Такие дела», фандрайзер, соавтор и соведущий проекта «Дальневосточный гектар». О себе Митя говорит неохотно и при малейшей возможности переводит разговор в плоскость общемировых или как минимум общероссийских проблем. В интервью Евгении Корытиной Митя Алешковский рассказал о глобальном: может ли фонд заменить собой правительство и заслужили ли мы все счастливого финала. И немного о личном: про «тихий час», бумажные книги и самые дорогие его сердцу фонды (спойлер: AdVita, «Каритас» и «Женщины за развитие»).

Митя Алешковский. Фото Иван Куринной

Про награды и звания

— Недавно Дмитрий Медведев вручил тебе премию. Каково это получить награду от правительства, условно говоря, делая их работу?

— Я не считаю, что делаю их работу. И я не считаю, что фонды делают работу правительства. Безусловно, у правительства и у власти в целом есть социальные обязательства, но мы не заменяем собой государство. Я убежден, что мы и есть государство. Государство — это форма общества. Это мы сами должны заботиться о том, чтобы у нас все было хорошо.

— Почему бы нам тогда не дать премию правительству?

— Потому что правительство до сих пор не заслужило премии. Я считаю, что люди должны понять: государство — это мы, а не они. Называть власть государством не правильно.

Проблемы с сиротами, дорогами, онкологией и всем остальным — это наши проблемы, и мы должны их решать.

Это должно волновать в первую очередь нас самих, тогда это будет волновать и власть. Я уверен, что такой и должна быть революция в России — революция через эволюцию общественного сознания. Смена политической элиты важна, но для глубинных изменений этого недостаточно.

— Когда тебе сообщили, что Дмитрий Медведев хочет вручить тебе премию, не было желания саботировать, не ходить?

— Да, была идея не получать премию. Но я понял, что это может быть в итоге полезно моему делу. Я не стал разделять идеи и ценности нынешней власти от того, что получил премию от представителя этой власти. Я не стал выполнять никакие задачи или требования этой власти. И меня ни о чем не просили.

—Тебе приятно?

— Нет

— А как тебе?

— Да никак. Эта премия стоит у меня в туалете.

— Но там же есть не только та часть, которую можно поставить в туалет, но еще и финансовая составляющая.

— Мы планируем ее потратить, чтобы всем коллективом выехать куда-нибудь, если нам хватит денег. Есть только несколько премий, которые вызывают у меня придыхание, и очевидно, что у меня их не будет, — Пулитцеровская, Нобелевская. Хотя нет, вру! «Такие дела» получили премию Сахарова, и это очень уважаемая премия и, конечно, для нее найдется почетное место.

Премии дают возможность зайти в какую-то дверь — к чиновникам и некоторым бизнесменам, которым важны регалии.

Кто пришел? Лауреат премии правительства. Ну, чудесно, заходи.

Никого не волнует то, что мы поддерживаем 106 проектов НКО во всех регионах страны, которые помогают 86 тысячам подопечных. С этим я не могу войти, а с премией «Медиа-менеджер России» зайти в некоторое количество кабинетов стало проще. Моя жизнь и работа состоит из коммуникации в основном.

— Знаешь такую присказку: «Трындеть, не мешки ворочать».

— Один из наших первых слоганов, который до сих пор используется, звучит так: «Можем и мешки ворочать». Он родился, когда на площадке МГУ мы собирали гуманитарную помощь для Крымска. Несколько суток мы пахали без остановки, потом остановились на перекур с моим другом Володей Алексеевым, он смотрит на гору этого гуманитарного груза и говорит: «Да, оказывается можем и мешки ворочать». Можем не только п**деть.

Сильные помогают: 7 историй мужчин о волонтерстве и помощи

Про выгорание и восстановление  

— Ты не жалеешь, что завязал с творческой карьерой, распродал объективы, перестал снимать?

— Я хочу снова купить фотоаппарат. Но я не считаю, что завязал с творческой карьерой, я написал текст на «Такие дела» про старообрядцев, работал над ним пять лет. Полагаю, нельзя сказать, что я завязал, хоть я и стал снимать в сто раз меньше. Мне, с одной стороны, жаль той беззаботной жизни, которая у меня была. Я мог в пять часов вечера сдавать съемки и идти пить пиво, у меня была отличная зарплата, я мог путешествовать по всему миру и не было никаких проблем. Сейчас я прихожу домой и падаю в кровать. Беззаботности стало меньше, ответственности и обязанностей больше.

Митя Алешковский. Фото Иван Куринной

— Плавно переходим к вопросу о том, как ты восстанавливаешься. Многие представители третьего сектора называют одной из главных компетенций сотрудника благотворительной организации умение быстро восстанавливаться и эмоционально, и физически.

— До недавнего времени я загонял себя все глубже и глубже, но сейчас разработал технологию восстановления, потому что больше пить невозможно уже.

Однажды мы с коллегой были в Иркутске, был джетлаг, я много работал в Москве и самолете. В какой-то момент я понял, что у меня больше нет сил. Я просто пошел в номер, лег на полчаса и читал книжку. Это классно сработало, и я начал использовать это постоянно. Я просто днем на полчаса отключаюсь почитать в книжку

—Тихий час?

—Дело не просто в тишине, а в том что я перестаю думать про работу. За это время отчищается кэш в голове. Через 30 минут звонит таймер, встал и пошел работать дальше.

— Что ты читаешь и читал тогда в Иркутске?

— Посмотри, у меня на столе 6 книг, еще 2 в рюкзаке и несколько летит из Америки. Я читаю слишком много в последнее время. В тот конкретный момент я читал Михаила Гиголашвили «Чертово колесо» об ужасе 1980-90 годов в Грузии: о наркомании, продажной политике после распада Советского Союза.

— Отвлекся так отвлекся!

— 700 страниц чистой боли. Я не стал бы ее рекомендовать всем, это что-то вроде грузинского Трейнспоттинга. Не то чтобы отвлекся, просто почитал что-то на другую тему. Когда я читаю нон-фикшн, я начинаю думать, как это использовать в работе. Все в компании знают, что если Митя летит в самолете, он читает какую-то книжку, ему не с кем поговорить, начинают бурлить идеи и потом всем приходит 30 писем одновременно. Однажды Аня Семенова (директор фонда «Нужна помощь» — прим. ред.) перед большим полетом попросила написать только одно письмо, а не десяток, как обычно. Я говорю: «Я вообще, не собирался ничего писать!». Ну да, конечно…

— Ты читаешь в бумаге?

— Да. На iPad начинают валиться сообщения, почта. Хотя книгу своего отца я прочитал на iPad, потому что он прислал мне ее в виде рукописи (Петр Алешковский— писатель, автор романа «Крепость», лауреат премии «Русский Букер-2016» — прим. ред). Есть несколько книг в электронном виде в нашей корпоративной библиотеке — «Сознательный капитализм» Раджендра Сисодиа и Джона Макки и «Доставляя счастье» Тони Шея. Эти книги я всегда рекомендую прочитать нашим партнерам, чтобы синхронизироваться с нами и говорить на одном языке.

Нужна ли филантропии новая философия?

Про «не заслужили», милосердие и беспомощность

— Расскажи про книги отца, как ты их читаешь? Рецензируешь?

—Конечно, я выступаю критиком, мы с папой спорим. Я, вообще, считаю, что в «Крепости» он слишком пожалел читателя, мог бы сделать и куда более жесткий и беспощадный финал. Это как с фильмами Андрея Звягинцева. Когда его спрашивают, почему у него такие фильмы без надежды на просветление и счастье, он отвечает: не заслужили. А папа мой с верой в хорошее, считает, что заслужили.

— Как в тебе уживается два таких разных взгляда: с одной стороны милосердие к людям, а с другой вот это «не заслужили»?

— Это одно и то же. Даже не две стороны одной монеты, а просто одно и то же. Мы не заслужили как общество счастливого финала в нашей действительности. И это результат того, что мы не ценим человеческую жизнь. Как только мы поймем, что нам нужен хороший финал и станем думать, как этого добиться, то начнем ценить человеческую жизнь. Для того, чтобы эти изменения произошли, которых мы пока не заслуживаем, мы должны их заслужить и применить.

— Как это можно заслужить? Разве это не право при рождении — на хорошую медицину, образование, уважение к личности. Это же нормально просто, чего тут заслуживать?

— Любой нормы нужно добиваться. Гипотетический счастливый финал у Звягинцева или не слишком безжалостный финал в «Крепости» моего отца — это зеркало нашей действительности. Это калька с того, что происходит в нашем обществе. В жизни, вообще-то, вот так, счастья в жизни в таких ситуация не бывает. В нашей современной действительности счастливых финалов или мало или нет вовсе. Мы должны приложить усилия, изменить себя и общество. Сейчас мы сидим на всем готовом и ждем, пока кто-то другой решит за нас. Прилетит волшебник в голубом вертолете.

Мы не готовы как общество брать на себя ответственность за происходящее ни в стране, ни в обществе. Мы все время говорим: «Это не наша задача, у нас есть власть, есть налоги, есть олигархи…». 

—Подожди, ты хочешь сказать, что какая-то условная женщина, которую не пускают в реанимацию к своему ребенку, это заслужила?

— Нет.

—Но она частный случай общества, общественная единица.

— Если общество сегодня не думает, что мать должна быть с ребенком в реанимации, не требует, не борется за это, то, значит, общество заслужило такое. Есть разные люди, которые всю жизнь борются и все равно оказываются в такой ситуации, и для них такое высказывание будет невероятно несправедливым. Но я говорю не о конкретном человеке. Общество как объединение, как критическая масса не нацелено на решение общих проблем. Вот очень важный момент. Мы часто говорим о благотворительности как о чем-то простом, благотворительности в стиле фан…

— Кто это мы? Я с такой точкой зрения не сталкиваюсь вообще.

— А я постоянно. Ребята, социальная работа — это сложная работа. Быть гражданином — сложная работа, ответственность.

Если ты не являешься гражданином, не интересуешься тем, что происходит у тебя в подъезде, районе, городе, стране, если ты не стараешься влиять на эти процессы, то тут появляется мем в интернете, когда миллион человек стоят и каждый говорит: «Что я могу сделать один». Это самое отвратительное, когда так говорят.

Моя мама одна сейчас содержит несколько десятков стариков в Сибири и Саратовской области, поднимает бучу в Москве, подбивает всех своих друзей и знакомых собирать вещи, пожертвования, продукты. У нее квартира превратилась в склад, там пройти нельзя. Она без остановки ходит на почту и отправляет, отправляет этим несчастным старикам в Сибирь и в Саратов какие-то вещи. Это к вопросу о том, что может сделать один человек. Все может, если захочет! Люди вместо того, чтобы что-то начать делать и начать пробивать головой стены, говорят: «Я ничего не могу, все решено за нас».

Кстати, я не хочу сказать, что я их обвиняю. Я прекрасно понимаю, насколько тяжелая трудная и несправедливая ситуация происходит в нашей стране на протяжении десятилетий, я прекрасно понимаю, что людям негде получить эти знания и осознания этой истины. До этого нужно дойти, а это медленный эволюционный процесс.

Митя Алешковский. Фото Иван Куринной

— Ты знаешь про такой термин как «выученная беспомощность»?

— Не знаю. Что это значит?

— В середине прошлого века было несколько экспериментов с собаками по методикам Павлова. Животных помещали в ящик и при попытках бегства били током. Одна группа собак могла нажать носом на кнопку, которая прекращала удар, а вторая группа ничего сделать не могла. Потом болевое воздействие прекращалось. Первые, которые могли хоть как-то повлиять на ситуацию, выбирались из ящика. А вторые, с опытом неконтролируемости, ложились на дно ящика и просто скулили. Это и есть выученная беспомощность. И сейчас многие ученые…

—… сравнивают нас с собаками. Но я не вижу у себя ни хвоста ни лап. Мы люди, мы можем нести не только ответственность за свои действия в отличие от собак, мы можем прослеживать последовательности.

— Но когда человек много раз сталкивается с тем, что он не в состоянии на что-то повлиять — идет в суд и не может добиться справедливости, пытается зайти в реанимацию и не пускают, пишет петиции на которые никто не обращает внимание… В какой-то момент его позиция становится такой, как ты описываешь: «я ничего не могу сделать». Человек уже побился головой об стену и эта стена ему не поддалась.

—Я не согласен. Я знаю множество примеров когда люди не то что не бились головой об стены, они с дивана не встали. Таким примеров много. Такие примеры лежат в основе российской ментальности — история про Емелю на печи.

— Зато он потом щуку поймал голыми руками

— Вот так фартануло! Один раз что-то сделал и рыба теперь решит все проблемы. Да, есть люди которые уже побились головой об стену, но разве кто-то сказал что у нас не будет преград на пути? Кто-то сказал что все будет легко? Нет!

Я об этом и говорю — не надо воспринимать решение социальных проблем в целом и благотворительность в частности как что-то легенькое и веселое.

Это очень сложный тернистый путь, который будет приносить нам много боли страданий. Более того — мы будем терпеть неудачи. Это нормально! Так во всем мире во всех направлениях деятельности.

Андрей Шаронов: «НКО важно непрерывно учиться новому»

— Когда ты начинал эту работу, ты понимал это?

— Нет, конечно. Я вообще не понимал, куда я лезу.

— Сейчас когда ты и твой фонд уже обросли таким количеством проектов, подопечных, не стало страшно, захотелось сбежать и все бросить?

—Нет, мне захотелось только больше работать.

— То есть ты настроен играть вдолгую?

— Это осознание было сразу. Эта работа вдолгую. Это все должны понимать, у нас не будет никаких изменений сейчас.

— Давай пофантазируем о прекрасном будущем.

— В среднесрочной перспективе через 5-7 лет в результате работы нашего фонда Россия в Мировом рейтинге благотворительности Фонда «КАФ» поднимется хотя бы на 70-ые позиции с нынешней 120-й (124 место в 2017 году по версии WGI — прим. редакции).

Эксперты CAF объяснили, что значит 124 место России в мировом рейтинге благотворительности

Про гектар, мед, молоко и майнинг

— Давай поговорим про «Дальневосточный гектар». Та серия, где вы едете по Еврейской автономной области меня очень развеселила. Буквально недавно смотрела, как Иван Ургант в Владимир Познер путешествовали по Израилю. И тут вы: Митя Алешковский и Боря Акимов едете по ЕАО. Мне показалось, что это троллинг, пародия. Те же планы, построение диалогов. Только они едут по изобильному Израилю, а вы по нищей еврейской автономной области, где вокруг все плохо и дальше еще хуже.

— Там, кстати, очень здорово. Тяжело, но здорово.

— Перефразирую: тяжело и еще тяжелее. Так вот, эта параллель между вашими шоу была намеренной?

— Нет, задачи провести параллели у нас не было, была задача сделать смешно.

— Кто аудитория? Ведь Youtube и ВК — это молодежь.

— Не только молодежь. Этот проект для тех, кому надоело сидеть на диване. Смотрят, потому что им предлагается действие.

У нас огромная страна и миллион возможностей, мы приезжаем и показываем это. Ребята, если работать, то можно сделать все что угодно, вообще нет никаких ограничений.

— Что вы будете делать на этом гектаре?

—Мы определили три направления бизнеса, которыми мы будем заниматься. Реализовывать будем, скорее всего, пока два, потому что третий самый затратный. Мы будем строить хаб по переработке меда, там его много и мы хотим делать медовуху. Договариваемся с одной из крупнейших пивоваренных компаний, что они будут производить медовуху вместе с нами и надеемся, что она поступит в общероссийские сети. Правда, пока не определились с брендом.

— Объявите конкурс.

— Уже! Приходят всякие смешные варианты из серии «Спасибо маточке».

Второе направление: теплицы которые будут отапливаться майнингом биткойнов. На Дальнем Востоке в принципе нет своих овощей и фруктов, потому что китайские «пластилиновые» стоят в пять раз дешевле. Мы будем производить не только овощи, но и сами теплицы.

И третье — самое дорогое и самое сложное пока — производство молока А2. Есть люди у которых непереносимость лактозы, то есть белка А1 в обычном молоке. Мы хотим производить молоко А2. Там рядом Китай, который готов потреблять это молоко, в России тоже есть спрос. Рядом с тем местом, которое мы выбрали, есть большое молочное хозяйство

— Кто вас спонсирует?

— Производство первого сезона спонсировал Тинькофф Бизнес. С AviaSales бартер.

— Вы там еще пьете водку лейблом на камеру.

— Это не водка, а полугар. Это просто наши друзья производят, никакого продакт-плейсмента.

— А кто будет давать деньги на строительство теплиц?

— Мы сейчас как раз пишем бизнес-планы. Боря Акимов сказал что вложит 40 миллионов своих биокоинов (российская криптовалюта, основателем платформы для которой является Акимов — прим. ред). Я собираюсь вкладывать свои деньги. К тому же мы говорим о кооперативе и собираемся действовать по принципу краудинвестинг: каждый может взять гектар рядом и присоединиться к нашему проекту. Нужно будет только соблюсти ряд условий. То есть у нас будет как в игре Цивилизация или SimCity.

Татьяна Тульчинская: «Важно, на какой стороне ты сражаешься. А о победе речи нет»

Про стиль управления и самостоятельность

— Какие проекты из тех, для которых вы фандрайзите, самые дорогие для тебя, от которых ты бы ни за что не отказался?

— AdVita — люди, ради которых я расшибусь в лепешку, одна из наиважнейших в России благотворительных организаций сегодня. «Каритас». Мне кажется, что сотни и тысячи одиноких стариков по всей стране, которые нуждаются в уходе, — это позор для страны, и я буду всегда бороться за тех, кто им помогает. И «Женщины за развитие» из Чечни.

Мне, вообще, кажутся очень важными темы насилия в семье и равноправия в целом.

— Если тебя позовут на госслужбу ты пойдешь?

— Конечно, безусловно. То только на ту должность, которая позволяет реально что-то изменить. Я никогда не пойду в Думу, потому что не верю, что депутаты могут что-то изменить.

— Какой ты руководитель? Ты можешь наорать на подчиненного?

— Не только на подчиненного, но на всех подчиненных сразу. И очень переживаю всегда.

— Говорят, что ты любишь все контролировать сам и нет такого дела, куда бы ты не заглянул, будучи в офисе.

— Я бы не сказал так. Мне бы хотелось больше всего, чтобы сотрудники проявляли больше самостоятельности. Но они почему-то мне не верят, когда я так говорю, и не верят в себя в этом смысле. Я, кстати, не был ни на одной летучке «Таких дел» в этом году.

— Год только начался.

— Мне бы хотелось, чтобы все осознавали степень собственной значимости и собственной ответственности.

— А как у тебя с тем, что я называю «русский менеджмент» — когда все надо срочно, быстро, вчера и так бесконечно.

— Есть такое, но мы все больше приходим к нормальной системе планирования. В этом году мы поставили задачу автоматизации многие процессов. Мы делаем CRM для нашей работы с фондами и с донорами. Внутри компании мы используем ПланФикс, Setka Workflow — для редакции, а Asana для разработчиков.

— А летучки?

— У всех своя летучка: у спецпроектов, у фонда, у «Таких дел». Еще бывают большие ежемесячные. Я занимаюсь совещаниями без остановки, к сожалению.

— Ты согласен что управление — это отдельная профессия?

— Конечно.

— Ты учишься где-то этому?

— Хочу в этом году поехать в Стэнфорд, мне нравится их программа, и там выступает мой любимый Дэн Паллотта.