Елена Соловьева, адвокат, работает по теме домашнего насилия, сотрудничает с общественными организациями и кризисными центрами, в том числе с Дальневосточным центром развития гражданских инициатив и социального партнерства, в спецпроекте «Кто и как в России помогает женщинам» рассказала «Филантропу» о главных стереотипах, резонансных делах и эффективной помощи.

Елена Соловьева, фото с сайта http://fe-centre.org

— Когда и за какой помощью к вам обращаются женщины?

— Чаще всего — когда идти некуда, когда прямо сейчас существует прямая угроза, экстренная ситуация. Обращаются, когда нет никакого убежища, когда надо срочно что-то предпринимать, когда на руках маленькие дети и нет других родственников и друзей. Это самые распространенные случаи, когда звонят и просят о помощи. В таких случаях приходится консультировать, как пойти в полицию, как составить заявление, куда можно обратиться, чтобы получить временное убежище, на что имеются права. Бывает, что у женщины есть все права на жилое помещение, но на то, чтобы выставить оттуда агрессора, у нее нет моральных сил. Тогда я объясняю, что она имеет полное право сменить замки и находиться в своем помещении.

— Часто ли доходит до возбуждения уголовных дел? Какое наказание может ждать агрессора?

— Уголовные дела возбуждаются не так часто, у нас ведь прошла декриминализация побоев. Но даже когда соответствующая статья была в уголовном кодексе, очень многие дела просто не доходили до приговора, потому что их рассматривали мировые суды, которые содействовали примирению сторон. Такие заявления принимали, но уголовные дела прекращали.

Телесные повреждения еще остались в составе уголовного кодекса, а побои считаются физической болью, не влекущей вреда здоровью, и находятся в юрисдикции административного кодекса. В случае побоев наказания в виде ограничения или лишения свободы для агрессора нет. Может быть только административный арест, штраф.

Буквально позавчера у меня был случай: бывший супруг избил женщину, повредил имущество. Она пошла в полицию писать заявление, с горем пополам его подала, его зарегистрировали, но потом пригласили ее и уговаривали всем отделом, чтобы она это заявление забрала. Убеждали, говорили: «Мужу все равно ничего не будет!». Теперь мы готовим жалобу в прокуратуру на бездействие сотрудников полиции.

— А если речь идет о телесных повреждениях?

— Телесные повреждения разделяются на легкой, средней степени тяжести и тяжкие — это разные статьи и разные санкции. К сожалению, в моей практике было возбуждено только одно уголовное дело по телесным повреждениям средней степени тяжести. У девушки была сломана челюсть, сломан нос, множественные гематомы. Агрессору-обвиняемому дали один год ограничения свободы — не лишения, а ограничения. Это значит, что всего лишь-навсего ограничивается его пребывание в общественных местах, запрещено посещать какие-то увеселительные мероприятия. И это было единственное наказание.

Когда надо восстанавливать здоровье потерпевшей, возникает также имущественная ответственность. В таких случаях обвиняемые должны оплачивать расходы на восстановление здоровья и возмещать моральный ущерб.

Семинар Елены Соловьевой

— Происходит ли хоть какой-то прогресс в общественной реакции и в реакции правоохранительных органов на домашнее насилие?

— Иногда в информационное поле выходят громкие дела, например, дело Маргариты Грачевой, которую муж отвез в лес и отрубил ей руки. Тогда начинается очередная волна общественного резонанса. Появляются инициативные группы, на обсуждение ставится законопроект о домашнем насилии, который не принимают уже более десяти лет.

Я веду дело Галины Каторовой, которое тоже вышло в информационное поле. Женщина семь лет состояла в отношениях, были побои с эскалацией насилия. И вот когда уже муж не просто дал ей пару пощечин и толкнул, а наносил удары ногами по телу, бил в живот, бил кулаками по голове и душил, что подтверждается экспертизами, она нанесла ему ножевые удары, в результате которых он скончался.

Несмотря на то, что установили противоправное поведение со стороны потерпевшего (и с этим согласился прокурор), несмотря на хорошие характеристики Галины, наличие у нее трехлетнего ребенка, несмотря на явку с повинной, прокурор запросил для нее семь лет лишения свободы. Пошла волна возмущения, петиция в защиту Галины собрала более 50 тысяч подписей (сегодня — уже больше 120 тысяч, — прим. ред.). И тогда снова стали поднимать эту тему, говорить, что нужен закон, что женщины не получают защиты в правоохранительных органах и вынуждены прибегать к самозащите.

— Галина тоже обращалась в полицию?

— Да, но в дежурной части заявление не регистрировали, направляли к участковому. Там заявление лежит без регистрации сообщения о преступлении, а участковый выжидает, когда супруги помирятся, уговаривает их. Обстановка в семье меняется, и муж с женой заявление вместе забирают. Официально заявление Галины не проходило книгу учета, и доказать, что она обращалась, теперь нереально. И побои она ходила снимать, но то же самое — никакого движения заявлениям никто не дал. После того, как она прибегла к самозащите, ситуация длящегося домашнего насилия не учитывается. Галина не получает никакого снисхождения со стороны обвинения – обвинитель запросил у суда 7 лет лишения свободы , как для обычной преступницы, которая совершила умышленное убийство. Галину приговорили к трем годам лишения свободы, ее доводы о вынужденной необходимости защищать свою жизнь суд не учел. Это совершенно несправедливо, и это последствия той самой тяжелой ситуации, которая у нас сложилась по вопросу бытового насилия.

— Откуда такое равнодушие к насилию и такая жестокость к женщинам, которые его пережили?

— Существуют общественные стереотипы: раз женщины выбрали себе таких партнеров, то это полностью их ответственность.

Правоохранительные органы тоже этой точки зрения придерживаются, начинают воспитательные беседы вести, говорить: «А зачем замуж выходили? А зачем детей рожали?» Женщина приходит получить помощь, а получает проповедь, отповедь. У нее и так подавленное состояние, и оно становится еще хуже. Есть и гендерные стереотипы: «Все в семье идет от женщины, нет дыма без огня». Это отбивает у женщин все желание бороться. Они не видят поддержки абсолютно нигде — ни со стороны общества, ни со стороны соседей, ни со стороны правоохранительных органов, которые должны защищать их интересы. Плюс давайте не будем забывать, что есть еще психологический фактор: личность агрессора жертве представляется всемогущей, а собственное положение — безнадежным.

Стереотипы, равнодушие правоохранителей, тот факт, что с жертвами никто не работает в психологическом поле — все это ведет к тому, что подобные дела не выплывают в существенную статистику, которую государство использовало бы для борьбы с этим явлением, для профилактики бытового насилия.

— Как часто к вам обращаются?

— Количество обращений ко мне, или в кризисный центр, или даже статистика УВД не отражают проблем. Проблему, пожалуй, больше отражает тот факт, что каждая вторая женщина, которая обращается ко мне по семейному спору, рассказывает, что муж ей палец сломал или синяк поставил или вообще бил смертным боем в течение супружеской жизни.

Зачастую сами пострадавшие не осознают, что они пострадавшие, и приходят не с просьбой о возбуждении уголовного дела, а, например, с просьбой «Помогите выселить человека — бьет-убивает смертным боем». Они могут осознать проблему выселения, но проблему насилия не осознают. Начинаешь спрашивать: «Обращались в полицию?». Отвечают: «Не то слово! Уже просто закидали их заявлениями, но никакой реакции!»

В последнее время очень часто бьют пожилых людей, стало очень много таких обращений. И у меня было дело — пришла пожилая женщина, у которой молодая дочь — наркопотребительница. Они живут в квартире вместе с ребенком — это их сын и внук, его опекуном является бабушка. Прямо у него на глазах мама бабушку бьет. Последней каплей, после которой ребенок попал в психоневрологический диспансер, был случай, когда его мать пыталась выбросить бабушку с балкона. Эта пенсионерка пришла ко мне и просила выселить свою дочку. Ситуация, когда к адвокату обращаются за решением жилищных и имущественных вопросов, обходя тему домашнего насилия, очень распространена. Та женщина говорила, что ее дочь прямо дома употребляет наркотики, что сама она обращалась, куда только можно, звонила на телефон доверия — никакой реакции.

Семинар Елены Соловьевой

— Почему не так много юристов занимается проблемами домашнего насилия?

— Женщины, которые находятся в кризисных ситуациях, зачастую лишены средств на оплату юриста. Востребованность специалистов по этой проблеме низкая, потому что клиенткам платить нечем, а адвокатская помощь оказывается на основе договора — адвокатам не платят зарплату, они работают за гонорары, которые им дают клиенты. А какие тут гонорары? Иногда привлекаешь помощь НКО, иногда просто активисты берут и устраивают краудфандинг — через социальные сети, через разные платформы собирают деньги на услуги адвоката.

Вот так, всем миром, собирали на оплату юридической помощи, чтобы защищать Галину Каторову, привлекали НКО – Консорциум женских неправительственных организаций.

Каков удар судьбы для бедных женщин — преступникам полагается адвокат бесплатно, а потерпевшим он не полагается! У НКО тоже средств не всегда достаточно, чтобы поддерживать каждую обратившуюся. НКО делают все, что могут в этом поле, но берут самые тяжелые случаи, когда дело резонансное, фигурируют маленькие дети и так далее.

Сейчас, благодаря резонансным делам, у нас во Владивостоке и вообще в Приморском крае образовалось огромное количество активистов. Люди сами на меня выходят и говорят: «Давайте создадим методичку! Напишите книгу!» Я сама подвергалась насилию, для меня это тема не посторонняя. Надо хотя бы начать раскачивать стереотипы, чтобы к ней повернулись правоохранители, повернулось общество. Если благодаря активистам начнет формироваться новое информационное поле, будет продвигаться убеждение, что домашнее насилие недопустимо, что существует физическая неприкосновенность, что никто не в праве твою жизнь контролировать, подчинять тебя себе, пренебрегать твоим достоинством, может, что-то и будет в обществе сдвигаться. На это мы и надеемся.