13 октября — день памяти Александры Михайловны Ленартович. Уже год нельзя ни позвонить, ни написать ей. Но теперь, когда ее нет с нами, потребность в ее любви и чувство, что эта любовь продолжает окутывать тех, кому повезло знать ее, не стали слабее. Мы не можем ни поговорить с ней, ни обнять ее, но магия ее взгляда продолжает действовать и через фотографии.

Александра Ленартович. Фото Хава ТОР / Великая Эпоха

Год назад, когда мы все собрались на поминки в актовом зале ее “Ковчега” , она смотрела на нас со снимков на большом экране, и … утешала. Чудесным образом счастье от того, что нам довелось знать ее, было огромным даже тогда, даже по сравнению с ужасом потери.

Утешительница….Уже тяжело больная, она продолжала придумывать бесконечные планы помощи всем вокруг. Когда мы в последний раз виделись с ней в Москве, Александра Михайловна поделилась новой своей идеей. Болезнь дала ей возможность понять, в чем больше всего нуждается тяжело больной человек — и это оказалось так просто — ему нужно прикосновение (“Понимаешь, когда ты старый и больной, до тебя никому не хочется дотрагиваться. Ты лежишь целый день один и думаешь о смерти. Нужно приходить к таким людям, чтобы просто погладить, помассировать их.”) Потом, уже в Израиле, как только снова смогла ходить (на какой-то момент показалось, что она совершила чудо и для себя — смогла излечиться), она тут же нашла людей, которые нуждались в ее заботе, и, помогая им, одновременно продолжала придумывать новые большие проекты.

Она просто не могла не брать под свое крыло всех, для кого хоть что-то могла сделать. Казалось, что ей самой никогда ни от кого ничего не было нужно — она не прекращала отдавать все, что имела: накормить (вареньем и жареными грибами, изготовленными в собственном директорском кабинете в “Ковчеге” — всех посетителей; одиноким старикам из окрестных домов приносить обеды — чтобы и детей из школы приучить заботиться о ближнем), поболтать (там же, в знаменитом своем кабинете, на диванчике), приютить (беженца; просто человека не имеющего жилья; детей, у которых дома проблемы — в ковчеговской социальной гостинице), дать денег, найти лекарство, забрать из детдома, выдать замуж…

Я часто думаю, в чем исключительность Александры Михайловны. Возможно, дело в том, что она никогда не уходила домой с работы (по крайней мере, за те 10 лет, что мы были знакомы) — и это не метафора. Несколько лет после того, как ее старшие дети выросли, и до того, как появились младшие, она действительно жила в своей школе. Началось это с бандитского “наезда” на “Ковчег” в уже очень давние 90-е. Естественно, Александра Михайловна, чтобы предотвратить ночное нападение на школу, стала там ночевать — конечно, она, а кто же еще? Опасность в конце концов миновала, а привычка жить в школе осталась, хотя до дома было 10 минут ходьбы. Мне кажется, она просто не представляла, как можно жить в удобстве и покое, когда среди тех, с кем она ежедневно виделась, было столько неустроенных, больных и несчастных.

Это была одна из самых успешных женщин, с которыми мне приходилось встречаться, при этом не прилагавшая никаких специальных усилий для достижения этого успеха — тренинги, деловой гардероб, PR-кампании были сущностями не из ее жизни. Свидетельство ее успеха — школа “Ковчег”, где дети с разными видами инвалидности и без таковой учатся вместе, где учителя и родители — полноправные партнеры, где нет звонков (чтобы не пугать детей), где оценка — не главный критерий эффективности обучения, где во дворе конюшня и юрта, где ученики сами пекут булочки для всей школы…

А летние арт-терапевтические фестивали! Мне посчастливилось быть на двух из них, и воспоминания о них — среди ярчайших в жизни. Вот французский ансамбль аутичных взрослых поет народные песни экзотических стран — и присоединиться может каждый, разучив песню на ходу. Вот ансамбль ударных инструментов, состоящий из детей-инвалидов и их родителей, готовится к концерту, в упоении разучивая непростое барабанное произведение (и кто бы мог подумать еще вчера, что так ладно выйдет!). Вот толпа ребят сражается со скороговорками. Вот огромный хоровод — танцуем круговые танцы. Вот страдает безответно влюбленная в красавца-барабанщика девочка с синдромом Дауна (“А что поделаешь?” — без всякого умиления или усмешки говорит Александра Михайловна, — “Теперь и она знает, что такое любовь.”)

Может быть, этот последний пример — отсутствие снисходительности по отношению к человеку, которого. в лучшем случае, принято считать “другим”, нуждающимся в особых условиях, отношение к нему, действительно не отличающее от отношения к людям “без особых потребностей” (или, наоборот, признание того, что особые потребности есть абсолютно у каждого) — очень показателен для отношения Александры Михайловны к людям вообще. Не лечить того, кто не похож на тебя (даже если он не может говорить и все время раскачивается вперед-назад). Мы все — особые. Интеграция (основной принцип работы школы “Ковчег”) не в том, чтобы заниматься с инвалидами специально, а в том, чтобы жить с ними наравне. Александра Михайловна не уставала повторять, что от интеграции в равной степени выигрывают все. Мы все — инвалиды и неинвалиды — можем делать друг для друга хорошее.

Александра Михайловна сделала так, что хорошего в нашей жизни стало неизмеримо больше, и оно останется с нами навсегда.