Тема насилия все чаще становится главной в новостной повестке — то в виде историй из Голливуда, то на фоне череды страшных преступлений в России. Очевидно, что времена меняются, но проблема насилия не исчезает, как не уходят и стереотипные представления о том, как и почему это может случиться. 

В конце 2017 года на конференции “Женщины против насилия” в Москве, Уполномоченный по правам человека в РФ Татьяна Москалькова предложила принять в России закон о противодействии насилию в семье и открыть горячую линию по проблеме домашнего насилия. Между тем, в России  уже более 20 лет работают телефоны доверия, куда обращаются люди, переживающие ситуации насилия, есть такой телефон и в Центре «Сестры». Надежда Замотаева, директор Центра «Сестры», рассказала «Филантропу» о том, меняется ли в России ситуация с насилием в России и что мешает нам бороться с этим. 

Надежда Замотаева, директор Центра «Сестры»

 О помощи

— Надежда, наблюдаете ли вы изменения в том, что происходит в сфере проблем насилия? С чем обращаются к вам за помощью жертвы насилия?

— Мы работаем уже 24 года, и лет 10 назад заметили всплеск обращений к нам. Но не потому, что насилия стало больше. А потому, что в те годы люди стали осознавать, что эта проблема существует. Стали меньше бояться говорить об этом, стали звонить нам, ощутили потребность в получении помощи.

Мы оказываем разную помощь. Может быть, человек хочет написать заявление в полицию или ему нужна медицинская информация или просто поддержка. Кстати, психологи нужны, потому что не каждый готов поделиться  со своими близкими такой бедой. Трудно представить, как отреагируют близкие и друзья, а бывает и так, что человек остаётся один на один со своими переживаниями.

Вообще, есть два выхода из травмы. Деструктивный, когда человек, не видя другого способа,  уходит в зависимости, или может уйти из жизни. И конструктивный, когда человек ощущает в себе силы и возможность преодолеть травматический опыт.

Изменился и портрет насильника. Это раньше считали, что это неизвестный, нападающий на темной улице. По статистике Центра «Сёстры», 80 процентов насилия совершается в так называемых «кругах доверия». Дома чаще всего, затем место учебы, место работы и так далее. И люди, наконец, стали это видеть и признавать.

— Может быть, тот факт, что насилие идет от близких людей, заставляет жертв молчать?

— Да, возможно, это еще одна причина того, что человек боится об этом говорить. Потому что если общество видит, что насилие фактически происходит в каждой второй семье и это совершает человек, которому ты доверяешь, люди закрываются: «я не хочу это видеть слышать и говорить об этом». Наступает стадия отрицания. А это говорит о том, что и само общество находится в травме, в ситуации насилия.

Поэтому часто близкие не верят в то, например, что их родной человек (допустим, сын, брат, муж) мог совершить насилие. Такая новость обычно ошеломляет, и возникает психологическая защита – отвержение этой ситуации. Зачастую, такая реакция бывает у женщин, партнёр которой совершает насилие над ребенком, родным или усыновленным. 

«Нарыв в обществе прорвался»: юрист Мари Давтян о флешмобе #янебоюсьсказать

Об отношении

— В проблеме насилия часто все перевернуто с ног на голову. Жертва оказывается виноватой.

— Да, и в итоге боится говорить о случившемся, боится обратиться за помощью. Что «кормит» такое чувство вины? Отношение общества. Но мы говорим о том, что насилие – это преступление и выбор насильника и как любое преступление, оно тщательно планируется. Все разговоры  о провокации – это «поддержка» насильникам и послание «одобрения». Если общество обсуждает провокацию, оно оправдывает насилие.

Всем надо помнить: насилие нельзя ничем спровоцировать! А провокации инициируются насильниками же.

Мы, кстати, никогда не называем пострадавших «жертвами», потому что слово «жертва» в обществе имеет негативный смысл. А на самом деле человек, прошедший такое тяжелое жизненное испытание, психологическую и физическую травму, а часто стоявший у черты между жизнью и смертью, – это человек победивший. И только внутренняя мобилизация, и физическая, и психологическая, и моральная, – помогает жить дальше. И когда такой человек находит в себе силы снять трубку и позвонить на телефон доверия, разговаривает с психологом — незнакомым человеком  – это значит, что он или она приняли решение жить дальше и ищут новые опоры в жизни, которая была разрушена вмиг.

Это относится и к тем, кто пережил насилие, и к родственникам пострадавших от насилия. Все они переживают тяжелейшую психологическую травму. Да, к нам обращаются не только сами пострадавшие, но и их родственники. Если насилие произошло в отношении детей, то родители часто чувствуют свою вину, и им тоже нужна помощь.

К сожалению, сейчас, общество активно поддерживает культуру насилия: подменяются понятия, и эта культура насилия внедряется в сознание. Вопиющие факты, когда насильники превращаются в героев, в несчастных мучеников. Назовите вещи своими именами и всё станет намного понятнее. Насилие – это преступление! Точка!

— Какова статистика, кто звонит на ваш телефон доверия?

— Страдают от насилия чаще всего женщины. Но среди пострадавших, конечно, есть и дети, мужчины, пожилые люди. Мужчинам в нашем обществе жаловаться неприлично. Они, считается, должны справляться с проблемами сами. Но 2 процента обращений к нам – это мужчины. А пожилому человеку, например, сложно обращаться за помощью – и в силу возрастных психологических особенностей, и в силу неумения обращаться с техникой. Но звонки  от пожилых у нас тоже есть: когда дети пьют, бьют их, отбирают деньги и так далее.

Дети стали смелее – они тоже нам звонят, особенно подростки.

Тут запрос разный. Это и психологическое давление в семье и в школах, и кибербуллинг, и драки и преследования, особенно подростков ранят факты издевательств и публикации этих видеозаписей в интернет, в этом случае пострадавшие переживают вторичную травматизацию, то есть их страдания продлеваются во времени и усиливаются, и могут привести к трагедии.

Я не боюсь сделать: как помочь жертвам насилия

Кстати, почему дети у нас становятся жестокими? Дети — это «зеркало» семьи, а семья, в свою очередь — отражение общества. Если в обществе насилие – норма жизни, то и дети демонстрируют самые крайние формы агрессии и жестокости.

В этой связи: в чем ещё негативные последствия закона о декриминализации побоев? Насилие в семье происходит на глазах у детей. Ребенок видит, как отец бьет мать (часто и ребёнка), видит, что она не может найти защиту.  Насильник лишь получает штраф, а это удар по бюджету семьи, и за это пострадавшие члены семьи получают новую порцию побоев.

Кто вырастает в таких семьях?! Либо «жертвы», либо «насильники». Дети усваивают одну из моделей поведения родителей. С этим опытом «выживания» в деструктивной семье они выходят в общество. А накопленный негатив выплескивают в социум.

О профилактике насилия

— Раньше центр «Сестры» проводил лекции в школах, работал совместно с педагогами. Сейчас эта традиция исчезла?

— Сейчас в школах нельзя вести никакие беседы, где упоминается слово «сексуальный». Мы говорили о профилактике насилия среди молодёжи.  Во-вторых, закон об иностранных агентах в отношении некоммерческих организаций сильно мешает налаживанию работы, вызывает подозрения и создаёт ситуацию «навешивания ярлыков».

— Но у вас есть тренинги для молодежи и для специалистов. Как они работают, насколько они востребованы и популярны?

— Сейчас мы как раз реструктуризируем эту работу. И ведем ее по запросам. Мы выезжаем для проведения этого тренинга в заинтересованные организации. Специалистов интересуют обычно принципы оказания помощи пострадавшим от насилия и методы, которые они могут применять в своей работе.

Что касается молодежи, то этот курс, например, востребован в колледжах и ВУЗах среди студентов. На тренингах происходит осознание, что такое насилие, какие виды и формы существуют в нашей действительности и как противостоять насилию. Мы обсуждаем то, что наполняет общественное сознание, то есть мифы о насилии и пострадавших.  Наши слушатели получают возможность высказать свои сомнения, позицию, провести ревизию своего отношения к проблеме насилия. Это не лекция, это дискуссия, интерактивное общение.

Студентов часто интересует вопрос взаимоотношений, свободных от насилия. Молодые люди признаются, что до тренинга руководствовались  принципом: «Если ты мужик – добейся своего». Для многих становится откровением, что девушки такое поведение воспринимают, как насилие и совсем не считают проявлением мужественности.

Юноши говорят, что наши тренинги помогли им понять и изменить взгляд на построение отношений. «Мы не хотим насилия. Мы хотим любви и искренних отношений», — говорят они.

За все время нашей работы мы провели уже более 1500 таких тренингов. Раньше мы проводили их и в школах, в выпускных классах, теперь это невозможно.

Телефоны доверия: службы помощи, которые работают без выходных и праздников

О Марии Моховой

— Уход из жизни Марии Моховой,  руководителя Центра «Сестры», летом 2017 года стало большой потерей для Центра, она много сделала в этой сфере и была очень вовлечена в решение этой проблемы…

— Мария пришла в «Сестры» в 1996 году и в 1998 году стала директором. Я все эти годы была ее заместителем. Мы прошли огромный путь вместе. Масштаб личности Маши, её вклад в существование и в деятельность Центра «Сёстры» осознается сейчас иначе. Машу знают и помнят не только в России, но и за рубежом. В недавней поездке, мы посещали много организаций, с лидерами и сотрудниками которых она встречалась в совместной работе и все говорили, что ощущают потерю.    

До последнего дня  Маша была с нами. Я помню последний наш разговор, незадолго до её ухода. Она говорила, что ей важно быть нужной и востребованной.

Ее портрет стоит у нас на столе. И до сих пор часто звонящие пострадавшие просят позвать Машу к телефону – не все знают о ее уходе. Она всем нужна. И наша задача выжить, продолжить работу и сделать наш Центр таким, каким она хотела его видеть. Поддержать те усилия, которые она вложила в эту работу.

О работе Центра «Сестры»

— Как родилось название «Сестры»

— Во-первых, для нас «Сестры» – это наша позиция в отношении тех, кто нам звонит: отражение принципа равенства между звонящими и консультантами. Второе — это позиция поддерживающего  консультирования: не навязывание, вера в силы человека, в его выбор и возможность  самоопределения. Наша работа — это, скорее, психологическое сопровождение.

— Кто оказывает финансовую поддержку Центру «Сестры»?

— 80 % нашего финансирования – это частные пожертвования. Для нас это мощная поддержка и стимул продолжать работать, так как люди, помогающие нам выживать через финансирование нашей деятельности — это люди, голосующие таким образом за жизнь, свободную от насилия. Каждый рубль  – это противостояние насилию,  голос «за культуру мира». Мы благодарны всем нашим жертвователям, которые поддерживают работу нашего Центра.

Как развивается благотворительность в России

— Кто они – специалисты, отвечающие на звонки? Как подбираются кадры?

— С 1994 года, с первых лет работы и по сей день в Центре «Сестры» могут работать все, кто может оказать поддержку пострадавшим. Люди, обладающие эмпатией: способностью и умением услышать, поддержать и помочь сделать позвонившей/му  шаг к собственному выбору.  Они проходят длительное обучение и стажировку. В силу того, что тема интересна психологам, это чаще всего люди с психологическим образованием. Но это не обязательное условие.

Мы проводим собеседования, тренинги, и только потом начинается самостоятельная работа наших консультантов.

С нами сотрудничают профессиональные юристы. Если человеку нужна такая помощь, то мы даем ему контакты юристов, разделяющих наши принципы оказания помощи.

Мы не навязываем звонящему наше мнение, например, не даём советов «немедленно вызвать полицию», мы слушаем и затем обсуждаем все существующие варианты.

В первую очередь выясняем, что хочет и какую помощь ждет пострадавшая в данный момент.

— Ведете ли вы вашего клиента? Если пострадавший звонит несколько раз, то он уже общается с одним и тем же постоянным психологом?

— Мы предлагаем нашим клиентам звонить тогда, когда у них возникает потребность, не ждать. Поэтому они могут попасть и на другого специалиста. Но это даже хорошо. Для человека, переживающего последствия психологической травмы, вызванной насилием, это важный момент в процессе исцеления: он получает поддержку от разных людей, слышит другой голос, а значит, получает более полную помощь и возможность «внутреннего» возвращения в социум.

«Все сложно»: фильм, игра и просветительский проект о ВИЧ

О жертвах

—  Как вы считаете, когда поменяется ситуация негативного отношения к жертвам насилия со стороны полиции? Пострадавшие часто жалуются, что в ходе следствия, на допросах, сталкиваются с унижением, насмешками и прямым психологическим давлением со стороны представителей правоохранительных органов. Это тоже, думаю, влияет на нежелание жертвы обращаться за помощью в полицию.

— Абсолютно согласна с вашим выводом. Люди не хотят и боятся обращаться в полицию, потому что слышат о таких фактах. Процедура дознания часто негативно влияет на пострадавших, усиливая страдания. Это вызывает вторичную  травматизацию. Заставляет глубже погружаться в травматические переживания, лишает сил и желания жить.

Для нас, как для организации, это тоже травмирующая ситуация. В первые годы, примерно с 1998 по 2008 год, у нас был замечательный опыт сотрудничества с правоохранительными органами. Например, в Пермском крае у нас был общий проект «МВД и НКО вместе против торговли людьми», до этого мы проводили в московских отделениях полиции (милиции в ту пору) информационные встречи с участковыми и личным составом подразделений.  Темой таких встреч было оказание качественной правовой помощи пострадавшим от всех видов насилия.

Вообще, в курсе психологии для будущих полицейских никто не говорит о травме насилия.

Зато продолжают говорить о виктимности, о «провокационных» факторах,  определяющих  « жертву». А если «жертва», то «самавиновата». Отсюда незнание стадий травмы.

А ведь есть стадия, когда человек впадает в отрицание и может изменить все показания или вовсе отказаться от них. И вот женщина говорит: «Отстаньте от меня, ничего не было, и вообще, я говорить об этом не хочу». Стереотипное мнение о таком поведении простое: эта женщина врет или денег хочет получить с обидчика.

Не у всех правоохранителей есть такт и осторожность в работе с пострадавшими от сексуального насилия. Следователи по делу могут часто меняться, и тогда пострадавшая вынуждена в десятый раз в подробностях рассказывать, что и как произошло. Это травматизация каждый раз. В отношении детей, подвергшихся насилию, процедура такая же.

Изменить такое отношение сложно, а тем более когда люди не получают знаний, и сейчас у нас нет возможностей проводить такое обучение.  

К тому же в то время полиция и следователи хотя бы знали, куда перенаправить пострадавшую, если они сами испытывали затруднения. У них под рукой всегда был наш телефон. Теперь наша взаимосвязь утеряна, но, надеюсь, мы это работу продолжим и восстановим связи.

— Вы говорите, что не называете пострадавших жертвами. Но в то же время в обществе часто обсуждается виктимность какого-то конкретного человека. И говорится о виктимности жертвы. Так существует ли  изначально подверженность человека поведению жертвы или нет?

— Я с таким подходом не согласна. Все это льет воду на мельницу насильника и культуры насилия. Давайте попробуем осознать: мы живем по понятиям или мы живём в правовом государстве? Здесь действуют законы,  где личность человека неприкосновенна? Или нет?

Кто вообще может решить про другого человека, что тот демонстрирует виктимность, то есть уязвимость?

Яркий пример – дети. Ребёнок всегда уязвим, он нуждается в любви, удовлетворении своих нужд, пище, жилье и одежде и т.д. И что, это всё позволяет делать с ним всё что угодно тому, кто о нём заботится или «мимо проходил»?! Нарушать границы его личности, телесности и ломать психику?! Ответ очевиден, и этот ответ «НЕТ!». Так почему обсуждается внешность, личная жизнь, ситуация, в которой происходит насилие? Речь должна идти только о том, что совершено преступление! Такие «обсуждения» создают и гендерные, и социокультурные перекосы. В том числе в отношении сексуального или домашнего насилия: мол, выбрали «такого мужа» – терпите теперь, ради детей, ради «хорошей мины при плохой игре». А потом все заканчивается убийствами.

О флешмобах

— Как вы считаете, почему вдруг пошла волна признаний в сексуальных домогательствах? Зарубежные актрисы одна за другой стали рассказывать такие истории. Что послужило толчком, откуда этот всплеск массовой открытости?

— Тема насилия латентна, то есть скрыта, и о причинах мы уже говорили сегодня,  не только в нашем обществе, так происходит везде. В случае с Харви Ванштейном, из СМИ стало понятно, что началось  уголовное преследование за сексуальные домогательства и возник эффект «снежного кома», когда почти одновременно заговорили все, кто имел травматический опыт, связанный с этим человеком.

Поэтому эти массовые признания меня не удивляют, особенно с точки зрения сбора доказательств правоохранителями, когда есть подозреваемый. Главное, что эти женщины знают, что закон на их стороне.

— Вслед за этими признаниями в соцсетях стартовал и флешмоб #MeToo с признаниями. Когда человек высказывается публично, это облегчает для него ситуацию? Или, может быть, ему становится только хуже? Есть мнение, что это усугубляет  травму.

— Я бы сделала акцент на слове «признаются». Признаются в преступлениях. А переживаниями делятся. Поделись радостью – она увеличится, поделись горем – оно уменьшится. И в этом случае это так.

А еще есть в психологии понятие «терапия социальным действием». Поддержка пострадавших людей, со стороны общества,  играет свою роль в проживании травмы и выхода из нее.

Усугубляет травму противоположная поддержке позиция некоторых членов общества, где акцент смещается с факта преступления на обсуждение пострадавших, обвинения и травлю. Обычно в своей практике мы сталкиваемся с теми же самыми действиями со стороны насильников, и делают они это для того, чтобы «минимизировать» вред от своих деяний и получить меньший срок наказания.

Рабцентры: как в России устроена псевдореабилитация зависимых и бездомных

О стереотипах

— Всех удивила тогда позиция некоторых женщин, которые начали говорить, что лучше радоваться и даже гордиться, когда тебя домогаются. А жертвам, мол, лучше вообще не рассказывать об этом, поскольку «это роняет ее в глазах общественности». Сейчас мы еще слышим отголоски этих мнений, новые мысли таковы: мужчины, флиртуйте с нами, не бойтесь. Как вы относитесь к таким мнениям?

— На мой взгляд, эти высказывания продемонстрировали беззащитность каждой из нас. Негативное отношение общества к пострадавшим, что мы и увидели, прочитали и услышали.  Совет молчать — это потеря смыслов: «Зачем рассказывать, если это ни к чему не приведет». А если ты расскажешь это полиции, как мы с вами выше обсуждали, это еще и двойная травматизация. Поэтому пострадавших такие «общественники» и призывают молчать.

О противодействии агрессорам

— Мы слышим последнее время, что насильника часто жалеют. «Он сорвался», «у него был стресс на работе», «ему надо помочь». Как вы считаете, оправдана ли такая позиция? И можно ли психологически помочь агрессору изменить свою психологическую парадигму?

— Такое отношение к насильнику возникает опять же из-за сложившегося отношения к насилию в обществе. В нашем обществе не говорится, что насилие недопустимо, — это раз. Во-вторых, забывается, что насилие — это  преступление. В-третьих – насилие имеет многообразие форм. А мы узнаём только о крайних, шокирующих его проявлениях,  таких как случай с истязанием жены в лесу и последним жутким убийством студентки ВШЭ.

Для сравнения. В других странах действует система противодействия насилию на всех уровнях. Полиция действует безотлагательно и реагирует адекватно на любое обращение, связанное с насилием, будь то сексуальное или домашнее. Более половины, совершивших насилие впервые и получивших либо наказание, либо другое воздействие (штраф, программа психологической коррекции), не совершают в дальнейшем насильственных действий.

Проблема насилия – это не проблема пострадавших. Никто не хочет пережить насилие и потом длительно изживать его последствия.

Проблема существует потому, что существует «культура насилия» — сознание общества пронизано осуждением пострадавших;  подменяются понятия и смещаются акценты, романтизируется совершение преступления. А те, кто их совершает, становятся «героями»: есть проблемы с исполнением закона и принятием отдельного закона о противодействию домашнему насилию.

Решение лежит в плоскости осознания и «общественного договора» о том, что насилие недопустимо ни в каком виде, и тот, кто его совершает, преступает закон. У каждого из нас есть очень простой выбор: либо мы против насилия и поддерживаем пострадавших, либо мы сами становимся насильниками. Есть очень хорошая поговорка, которую я услышала от участницы одного из тренингов: «Моя свобода начинается и заканчивается на кончике моего носа, и там же начинается свобода другого человека», по-моему, лучше и не скажешь.