Про значимые для сектора события 2019 года уже рассказали лучше, чем я. Я же на правах известного пессимиста просто обращу внимание на то, что, к глубокому сожалению, оказался прав в своих прошлых прогнозах. 

В прошлом году я писал, что кредит доверия, выписанный благотворительному сектору от населения страны двадцать лет назад, постепенно заканчивается. И нынешний год это, увы, полностью подтвердил. 

Падение массовых сборов профессиональных организаций, которое подтверждается и исследованием «Таких дел», и данными «Русфонд.Навигатора», и многочисленными свидетельствами коллег, принято списывать на экономический кризис. Дескать, население беднеет, и на пожертвования не остаётся денег. 

Главные cобытия 2019 года в некоммерческом секторе

В этом есть правда, но это только часть правды. 

Если присмотреться, то станет понятно, что кризис касается не пожертвований вообще, а именно участия людей в работе профессиональных организаций с опытом, экспертизой, историей и авторитетом в отрасли.

Падают поступления в «Русфонд», «Адвиту», «Подари жизнь» — но растут организации вроде World Vita и фонда «Алёша», ориентированные на простые и громкие адресные истории, на прямой перенос методов дикой благотворительности в институциональное поле.  

А главное, по-прежнему вполне успешны частные сборщики. Некоторые более чем двусмысленные сетевые кампании можно изучать как пособия по фандрайзингу — к примеру, априори неизлечимо больному Артёму Пронину мама насобирала сотни тысяч долларов на частные счета, и это несмотря на противодействие экспертов, отсутствие внятных документов и сопровождавшие сбор скандалы. 

Более того, принципиально именно путём дикой благотворительности без финансовых отчётов и  ответственности пошёл государственный телеканал Russia Today в своём проекте «Дальше действовать будем мы». И это ещё один звоночек — куда именно утекает доверие. 

Цифровизация, вопросы этики, диалог: важные итоги 2019 года в некоммерческом секторе

Простота «диких сборов» и их кажущаяся эффективность делает их привлекательными для любой медийной личности — хоть с лучшими побуждениями, хоть с тягой к наработке морального авторитета. Любой журналист, общественник, артист или политик в ситуации столкновения с чужой бедой моментально начинает сбор средств. Съездил журналист в затопленный Тулун — открывается сбор на помощь местной жительнице. Столкнулся депутат с выселением многодетной семьи из аварийного жилья — публикует номер карты. Погибли сотрудники ФСБ в центре Москвы — открывается сбор для вдов. Причём в последнем случае — открывается анонимным телеграм-каналом, то есть фактически неизвестно кем на неясно чьи реквизиты. 

Фактически мы видим, как то, что раньше было «дикой благотворительностью», постепенно институализируется, обретает собственных лидеров, собственный голос, собственные медиа, правила и традиции.

И если нынешние лидеры сектора ведут своё происхождение из среды столичной «либеральной интеллигенции», то смена подрастает совсем иная, и она умеет то, с чем мы оказались неспособны справиться — вовлечь в благотворительность не только условную аудиторию «Фейсбука», но и многомиллионное население «Одноклассников». 

И это нечто большее, чем просто усталость профессиональных организаций и их неспособность поспеть за трендами. Постоянно рассказывающий о важности профессионализма в фандрайзинге и менеджменте портал «Такие дела» в конце года также объявил себя умирающим от безденежья — хотя, казалось бы, кто уж у нас есть прогрессивнее фонда «Нужна помощь». Различие находится где-то глубже, и если бы я понимал его вполне, фонд «Предание» не остановился бы на отметке в 100 миллионов нафандрайзенных рублей за год.

Но об одной причине, почему наше положение именно таково, всё-таки сказать стоит. Если индустрия (любая, а не только третий сектор) не способна сама избавиться от мошенников и паразитов, то рано или поздно мошенники и паразиты становятся в ней ведущей силой, за чем следует жёсткий государственный контроль. 

«Русфонд.Навигатор»: главные цифры о работе благотворительных фандрайзинговых фондов

А благотворительный сектор к борьбе за чистоту оказался в целом мало способен. Да, мы смогли объединиться в борьбе с уличными псевдоволонтёрами, и даже закон против них уже почти принят. Но на этом процесс практически остановился, хотя усилия ассоциацией «Все вместе» были предприняты близкие к героическим. 

Разговоры про стандарты отчётности, прозрачности или подходов к деятельности, как правило, заканчиваются ничем, наметившаяся тенденция публикации зарплат менеджмента благотворительных НКО была похоронена на корню, а вторую «Декларацию» против сборов на частные карточки и за публикацию отчётности подписали и соблюдают всего лишь 230 организаций из тысяч работающих в стране. И это не потому, что заниматься этим некому, — проект «Все вместе за разумную помощь» работает стабильно, но его усилий попросту недостаточно при общем нежелании сектора хоть что-то менять. 

Желающих подписать «Декларацию» куда больше, чем желающих её соблюдать. 

У сектора нет никаких возможностей для самоочищения, и почти никто не стремится к тому, чтобы они возникли.

Периодические скандалы, неизбежные чисто статистически, не прибавляют нам сторонников. И неудивительно, что доверие от нас утекает туда, где разобраться проще и ненужных, на взгляд обывателя, посредников меньше.

И да, в такой ситуации нами постепенно начинает интересоваться государство. Пока что принята довольно смутная и никуда сама по себе не ведущая «Концепция развития благотворительности», но это лишь начало наведения понятного государству порядка в секторе, который мы, я очень надеюсь — пока что, оказались неспособны выстроить самостоятельно.