Эпидемия коронавирусной инфекции в России если не закончилась, то как-то притихла. 

Несмотря на то, что цифры новых заболевших если и снижаются, то неохотно, власти рапортуют об успехах, карантинные ограничения постепенно снимаются. В Москве начали работать кафе и предприятия, в большинстве регионов отменены пропуска, часть ковидных больниц перепрофилируется к прежней специализации. 

Самое время оглянуться вокруг и прикинуть, что изменилось в нашем небольшом благотворительном мире. 

Сначала про изменения к лучшему.

Начну с самого важного: никто из моих знакомых в благотворительном секторе не умер, хотя многие переболели, и некоторые тяжело. Это, лично для меня, самое главное и самое лучшее, что можно сказать о влиянии коронавируса на благотворительность в России. 

«НКО и коронавирус: Остаться в живых». Исследование о последствиях пандемии коронавируса для НКО

Благотворительность возникает как ответ на нерешённые проблемы, как реакция на беду. А эпидемия — самая масштабная беда, которая случилась с нами за последние 20 лет. Даже очень громкие происшествия, такие как наводнение в Крымске, пожар в «Зимней Вишне» или даже война на Донбассе имели локальный характер, и их при желании можно было просто игнорировать. А перемены эпохи коронавируса так или иначе затронули всех. 

И потому первым и самым зримым последствием эпидемии для благотворительности стал резкий рост масштабов работы. Пришла большая беда — и благотворительности стало больше.

И это очень хороший признак здоровья нашего общества. 

Это изменение коснулось далеко не всех организаций, но прорыв в работе ряда фондов совершенно очевиден. Например, обороты фонда «Живой» выросли в геометрической прогрессии: за 2019 год расходы составили немногим более 26 миллионов рублей и только за три месяца работы в пользу больниц, борющихся с коронавирусом,  в 2020 году, «Живой» помог на сумму вчетверо большую — больше 100 миллионов рублей. 

И это ещё явно не конец истории — работа продолжается, и её не становится меньше. И не один только «Живой» может поставить себе в заслугу помощь сотням больниц и освоенные десятки миллионов рублей.  

Объединение фондов «Что делать«, включающее совсем немного организаций, в общей сложности привлекло на помощь почти 200 миллионов рублей за короткий срок. И эта цифра продолжает расти. 

Эти миллионы рублей не с неба упали. Конечно, значительная их часть — пожертвования физических лиц, но в основном это деньги бизнес-структур, вложенные в борьбу с общей бедой. Бизнес очень активно включился в борьбу с эпидемией, жертвуя благотворительным организациям или напрямую лечебным учреждениям деньги, оборудование, еду, медикаменты или услуги. Общий размер этой помощи точно посчитать невозможно, значительная её часть оказывалась непублично, но очевидно, что речь также идёт о сотнях миллионов рублей. Питание в больницы от закрывающихся ресторанов, медики, живущие бесплатно в пустующих гостиницах, бесплатные такси и даже грузовики, проект «Помощь рядом» от  Яндекса и их общая работа с Почтой России, позволивший доставить множество посылок со средствами защиты в большие и малые больницы по всей стране — всё это беспрецедентно. Такого не было никогда. 

Потому что частный бизнес и госкорпоарции действуют рационально, а эпидемия — тот редкий случай, когда вложения в помощь окупаются не только в смысле public relations: чем больше будет помощи, тем скорее всё это закончится, и тем скорее экономика «отожмётся» и бизнес сможет снова работать, как раньше.  

Но наработанные связи между бизнесом и благотворительностью останутся. И общая работа вместе  с эпидемией не закончится вся и совсем, и наверняка будет ещё много совместных проектов. 

На этом фоне совершенно по-новому начали складываться отношения благотворительного сектора с государством. Благотворительные НКО неожиданно оказались весьма значимой в социальном плане силой. Попросту говоря, мы сделали слишком много, чтобы нас можно было просто игнорировать и тихонько поддавливать, как это было ранее. 

Подозрительное отношение как минимум части государственной машины к институализированной благотворительности общеизвестно. Именно НКО может стать в России иностранным агентом, а не бизнес-компания, денежные переводы именно в адрес НКО отслеживаются Росфинмониторингом. Инициированные государственной телекомпанией Russia Today благотворительный проект «Дальше действовать будем мы» неохотно работает с благотворительными фондами, предпочитая архаичный способ фандрайзинга на личную карту подопечного. 

«Проверили себя на стрессоустойчивость»: как НКО пережили кризис

Однако эпидемия, когда помощь НКО оказалась сравнима по объёму с помощью, которую оказал Общероссийский Народный Фронт, как минимум частично это состояние изменила: НКО были предложены в кои-то веки не новые ограничения и сложности, а льготы и поддержка.  

Признание пришло как следствие масштаба, и этот урок стоит запомнить. Во всех прежних случаях, когда НКО пытались решать крупные общественные проблемы, они действовали главным образом путём лоббирования изменений законодательства в конкретной области — так, например, строится работа Нюты Федермессер или Лены Альшанской. В случае же, когда НКО пытались решать даже очень серьёзную проблему полностью самостоятельно, они сталкивались с непониманием и даже прямым противодействием со стороны государственных институций — в качестве примера хорошо подойдёт история противостояния Русфонда и Минздрава по вопросам создания Регистра доноров костного мозга. 

Налоговые каникулы по страховым взносам, почти беспроцентный кредит на продолжение деятельности, дополнительный конкурс Президентских грантов и самое важное — льготы для жертвующего на благотворительность бизнеса, стали признанием заслуг сектора перед страной со стороны государства. 

Другим последствием эпидемии стал резкий количественный рост волонтёрского движения в России. Впервые, кажется, с эпохи освоения целины и строительства БАМ государство бросило широкий клич к гражданам о помощи. Ранее, если государство и призывало волонтёров, то почти всегда это были волонтёры спортивных или общественных событий — Олимпиады, чемпионата мира по футболу или саммита ШОС. Волонтёры здесь были скорее украшением мероприятия, частью его идеологии, а не тем, на кого возложена важная функция и без кого нельзя обойтись. 

А в ситуации эпидемии именно социальные волонтёры оказались востребованы государством в массовом порядке, что выводит социальное волонтёрство на совершенно новый уровень — и по части признания, и количественно. А подобная активность не проходит бесследно, о чём я ещё напишу ниже. 

И ещё одним последствием, по словам директора Ассоциации Все Вместе Киры Смирновой, стал общий тренд на объединение и партнёрство между НКО. Возникло несколько союзов борющихся с ковидом организаций. Отправившись решить общую проблему, фонды, в том числе в регионах, начали гораздо активнее, чем раньше, контактировать между собой, общаться и координировать работу. Этот процесс открывает дорогу давно чаемым переменам — выработке единых стандартов качества и форм работы, общей этики и общей борьбы за общие цели.

Надо, тем не менее, сказать и о негативных для сектора последствиях эпидемии. Рост масштаба работы благотворительных НКО обратной своей стороной имел её примитивизацию и архаизацию, небывалый подъём волонтёрства по государственному призыву оборачивается его огосударствлением, а массовое вовлечение бизнеса в закупки гуманитарной помощи может быть чревато потерей наработок в области системной работы. 

Гуманитарная помощь — самый простой вид благотворительной деятельности. Чтобы вести её, не нужны высокие компетенции, довольно просто энергии и организаторского таланта. И то, что очень многие фонды вместо своей прямой миссии с головой погрузились в помощь больницам, в закупки СИЗов и пульсоксиметров, может иметь неприятные последствия в дальнейшем: однажды придётся возвращаться, когда не будет уже ни привычного энтузиазма жертвователей, ни привычной простоты задачи. 

Гуманитарная помощь проста и удобна в работе и для жертвователей. Использовать её для пиара — очень несложно, довольно собрать цифры и продемонтрировать ситуацию в формате «было-стало». И то, что бизнес переключился на очень несложную деятельность, может в дальнейшем больно отозваться нежеланием эту деятельность усложнять и делать более системной. 

Кроме того, деньги имеют свойство заканчиваться, а впереди всех нас, и в первую очередь бизнес структуры, ждут непростые времена системного экономического кризиса. И падение сборов у многих организаций может быть очень резким и болезненным — денег у населения и бизнеса уже не будет, особенно на системные задачи, сложные для пиара и трудные для понимания людей, привыкших за время эпидемии к простым, хотя и не лёгким, задачам и простым решениям. 

Кроме того, не раз и не два мне приходилось наблюдать разочарование и потерю интереса к деятельности и со стороны волонтёров, и со стороны жертвователей и со стороны начинающих организаций, возникших на почве общей срочной беды. Когда схлынет адреналин, когда жертвователям надоест «тема», когда беда исчерпает себя — многие могут оказаться перед лицом необходимости искать себе новое поле для деятельности, и не все смогут его найти. Огосударствление волонтёрства здесь может сыграть с людьми дурную шутку, принеся в анархические команды дух формальности и иерархичности, тем самым демотивровав участников. 

Также в кризис архаизировались и фандрайзинговые технологии. Многие вполне заслуженные деятели благотворительного сектора так или иначе включились в сборы средств на личные карты. Особенно печально, что это поветрие не миновало и тех, кто подписывал Декларации о прозрачности и ранее выступал против подобной практики.  

Впрочем, думаю, что главным итогом эпидемии для благотворительности будет призыв новых рекрутов. На каждую предыдущую беду россияне отзывались созданием новых волонтёрских бригад, и некоторые в дальнейшем превращались в организации. Пожары 2010 года оставили после себя, например, фонд «Мой Мио»,  Крымск — фонд «Нужна Помощь», а после наводнения 2019 года в городе Тулуне в Иркутской области начала работать социальная прачечная, и её команда стала одним из победителей конкурса Президентских грантов этим летом. Оставила свой след и помощь Донбассу, хотя этот след и не особенно заметен для столичных НКО. 

Столь большая беда не может не оставить после себя подобного эха. Испробовав вкус волонтёрской работы, получив опыт совместного гуманитарного окопа люди, несомненно, захотят его сохранить. И они будут искать способы это сделать, будут открывать новые проекты и создавать новые фонды. 

Да, впереди кризис, впереди, возможно, вторая волна вируса и наверняка ещё много трудностей. 

Но я видел этих волонтёров, видел их работу и могу сказать вполне уверенно — мы о них ещё услышим. И я очень надеюсь, что они превзойдёт нас.