Прочитал статью Игоря Лунёва об инициативе принятия закона против домашнего (или семейного) насилия. Как профессиональный критик и полемист, а также как крайне вредный тип, я должен был бы её оспорить. Но я практически согласен с этим мнением и только лишь кое в чём моя позиция отличается от позиции Игоря.

Для удобства понимания наших мнений, мне придется привести несколько пространных цитат из статьи Лунёва. Разумеется, заметку эту я хочу сфокусировать не собственно на статье Игоря Лунёва, и даже – не на самом по себе готовящимся законе, а на другом обстоятельстве, о котором я скажу в конце своего текста.

О прецедентном и Римском праве

Как Игорь Лунёв описывает состояние «общественности» по поводу этого возможного закона?

«Одна часть общественности выступает за принятие специального закона против домашнего насилия, ссылаясь на подобные законы стран, которые эта часть общественности считает цивилизованными. Другая часть общественности выступает против подобных инициатив, утверждая, что нам достаточно конечно уже существующих статей уголовного права, направленных против любых видов насилия».

Совершенно согласен. И даже – я на стороне тех, кто считает, что никаких дополнительных законов «о насилии» не нужно.

Потому, что вслед за законом о «семейном насилии», следуя хоть какой-то логике, должны появиться специальные и отдельные уголовные и административные статьи «о насилии в школе», «о насилии среди друзей», «о насилии в группах по интересам», «о насилии среди полярников и космонавтов». И далее: «о насилии в политических партиях», «о насилии в Общественной Палате», «о насилии на работе», «о насилии в транспорте», «о насилии в общественном туалете», и т.д. – до бесконечности. И зачем всё это удовольствие?

Я считаю, что попытки соединить прецедентное и Римское право никогда не были успешными. В прецедентном праве может, например, появиться абсурдный закон о правилах соития для собак, или о том, можно ли есть бутерброд во время пожара, но действуют такие законы в пределах одного графства или одного штата и применяется (если применяется вообще) прецедентно. Римское, европейское континентальное право – совершенно иначе устроено. Оно тотально и не должно применяться избирательно.

Строго говоря, с точки зрения Римского права совершенно всё равно, где случилось насилие – в семье, в кружке филателистов или на улице Бассейной.

Хвост кота как аргумент в суде о насилии

Далее Игорь Лунев пишет: «Нашим борцам за права жертв домашнего насилия призадуматься бы: закон не выделяет случаи насилия внутри семьи, как принципиально отличные от других случаев насилия. Но вышеупомянутых борцов, наверняка, куда больше интересуют другие положения закона. Кроме того, случаи домашнего насилия бывает трудно доказать — отсутствуют свидетели, при физическом насилии следы его видны не всегда, а о насилии психологическим вообще трудно говорить. Потому суд может составить картину о ситуации только на основе показаний истца, и не исключено, что суд примет убедительные и правдоподобные показания жертвы за основу своего решения».

Совершенно согласен и с этим. Российская практика дает все основания такому мнению. Например, человек может быть обвинён в педофилии на основании мнения судебного эксперта о картинке, где ребёнок изображает кота с задранным хвостом. И не важно, что этот эксперт сама в ходе общественного расследования, как выясняется, оказывается вполне открытой и идейной садомазохисткой. Впрочем, если ребёнок нарисовал бы кота с опущенным хвостом, эксперт бы вынесла то же заключение, поскольку её очень настоятельно попросили. Вне зависимости от позиции хвоста кота на картинке.

Человек по такого рода закону может быть осужден на основании заявления супруга о том, что при головной боли и сложных переживаниях супруг её/его домогался. Или громко выругался матом. Или демонстративно ковырялся в носу. И так далее.

Впрочем, — что это я избегаю гендерных определений? Пишу: «её/его», «супруг», «человек» неопределенного пола, хотя семьи и в России, и в большинстве своем в мире вообще – все-таки двуполые, а не неопределенные. Сам язык кое-что в этом случае подсказывает, и подсказывает он неприятные для политкорректного сознания вещи.

Игорь Лунёв справедливо, на мой взгляд, пишет: «Во многих рассуждениях домашнее или семейное насилие только поначалу рассматривается вне гендерных привязок, очень быстро люди начинают чётко ассоциировать мужчину с насильником, а женщину — с жертвой <…> сторонники принятия закона против домашнего насилия не склонны считать насильницей женщину, регулярно доводящую своего мужа „до белого каления“, играющую на его чувствах (в том числе и на любви к ней)».

Оставьте семью в покое

Игорь Лунёв считает, что готовящийся закон не поможет семьям, а лишь навредит им: «в неблагополучной семье часто очень трудно чётко разделить конфликтующие стороны по принципу „насильник – жертва“; во-вторых, какие бы меры власть и общество ни решили принимать в этой сфере, они должны быть направлены на помощь неблагополучной семье, а не на её разрушение». И с этим я согласен.

С чем же я не согласен? Ну, должно же быть такой демаркационный пункт. Я не согласен с двумя небольшими, но существенными моментами. Игорь Лунев называет себя сторонником патриархального уклада. Дело, разумеется, сугубо личное, но я никак не сторонник патриархального уклада. Это раз. Во-вторых, Игорь апеллирует к позиции Русской православной церкви. Я же считаю, что мы живем всё ещё в светском государстве и позиция РПЦ, пусть даже совпадающая в данном случае с моей, не есть некоторое основание для принятия или непринятия закона.

Наши согласия

Здесь начинается самое интересное. Российское общество серьёзно расколото. В том числе – на тех, кто объявляет себя сторонниками «традиционных ценностей» и на тех, кому эти ценности сверхценными не представляются. А в отношении к этому закону я наблюдаю замечательное единство традиционалистов и модернистов. А также и «постмодернистов», вроде меня.

Конечно, я уверен, что найдётся определённое количество очень либеральной публики и феминисток, которые будут считать, что такой закон срочно необходим и обязателен. Но я с удовольствием и вместе с людьми с патриархальными взглядами послал бы этот закон и его лоббистов далеко и надолго. И тем самым поддержал бы общественную солидарность.