Дарья Алексеева, социальный предприниматель, основательница благотворительного магазина CharityShop, рассказала, зачем ее бизнесу оказался нужен благотворительный фонд «Второе дыхание» и как он устроен.

«Термин «социальное предпринимательство» до сих пор не закреплён в российском законодательстве, поэтому тем, кто решит создавать свой социальный бизнес, нужно определиться с организационно-правовой формой. Charity Shop начинался как индивидуальное предприятие, а в 2015 году мы открыли благотворительный фонд «Второе дыхание», чтобы систематизировать наши программы и иметь возможность стать полноценными участниками сектора.

В 2014 году, когда мы открыли наш первый благотворительный магазин, было решено создать индивидуальное предприятие, чтобы иметь возможность арендовать помещение, зарегистрировать кассу и правильно вести предпринимательскую деятельность. Конечно, как любая коммерческая организация, мы могли перечислять деньги в благотворительные организации, или жертвовать вещи, чем мы и занимались около года. Мы вели торговлю и перечисляли прибыль в фонды (например, около 200 тысяч рублей было перечислено в Центр равных возможностей «Вверх»).

Но потом стало понятно, что очень странно де-юре быть коммерческой организацией, а де-факто заниматься благотворительностью.

Отсутствие статуса НКО лишало нас многих возможностей – например,  мы не могли претендовать на субсидии от города, социальную рекламу, участвовать в грантовых конкурсах. Летом 2015 года я решила, что нужно зарегистрировать свой фонд – я собрала людей, которые поддерживали меня в открытии Charity Shop – моих наставников и друзей – и попросила их войти в правление. К концу ноября нас наконец зарегистрировали. 

О сложностях и бюджете

2016 год стал первым полноценным годом работы фонда «Второе дыхание». За это время мы приняли больше 250 тонн одежды, провели сотни акций в торговых центрах, офисах наших партнеров и культурных кластеров Москвы. В 2016 году мы приняли одежду не только от жителей Москвы, но и из Казани, Нижнего Новгорода, Краснодара и Ростова. Раздавали вещи в других регионах – еженедельно наша газель, загруженная отсортированными под потребности региональных фондов и учреждений, уезжает в регионы в радиусе 500 км от Москвы.

Что касается финансов, то год был сложным – без аудита и отчетности в Минюст очень сложно получить гранты или договориться о поддержке компаний – мы почти нигде не проходили по возрастному цензу и не могли собрать полный пакет документов. В то же время, фонд потребовал инвестиций в бухгалтерию, решение юридических вопросов. Я думаю, эта ситуация знакома любому руководителю, когда проект только запускается. В 2016 году бюджет фонда составил 4 миллиона рублей – из них 3,2 миллиона – это средства, которые передал Charity Shop, то есть деньги, которые мы заработали в наших магазинах, продавая вещи.

Наша финансовая модель отличается от традиционной тем, что мы не привлекаем пожертвования на операционную деятельность – приходя к компаниям или частным жертвователям мы всегда объясняем, что мы сами заработаем на текущую деятельность за счет собственной предпринимательской деятельности.

От них нам нужна поддержка в развитии. Например, мы можем сами заработать на транспорт и увеличить плечо доставки гуманитарной помощи на 300 км от Москвы. Но если они помогут сейчас, то это случится на полгода раньше.

О программах фонда

Основная программа фонда – это передача вещей в нуждающиеся семьи в регионах. Сейчас у нас 12 тысяч подопечных семей, которые стоят на учете в центрах социального обслуживания, с которыми у нас договоры сотрудничества. Помимо них, есть еще московские организации, которые работают с нуждающимися в Москве и регулярно приезжают к нам на склад и забирают вещи для своих подопечных: например, православное движение «Курский вокзал», «Дом Милосердия», ЦСА «Люблино» (московские ночлежки).

Мы не ищем подопечных сами – есть  достойные организации с хорошей репутацией, которые годами этих людей сопровождают и поддерживают.

И люди, попавшие в тяжелую ситуацию, знают, что к ним нужно обращаться. Наша задача – скорее, помочь организациям. Вместо того, чтобы собирать вещи самостоятельно, затем мучительно их сортировать, думать, куда деть непригодное (около 30-40% от общего объема нельзя передать людям), они могут получить у нас уже отсортированные чистые вещи, собранные под запрос. Это облегчает работу им, и удобно для нас – нам не нужно верифицировать подопечных, собирать с них справки и тратить усилия на раздачу – это сделают наши партнеры.

Еще одно отличие нашей работы от многих других НКО, к которому должны быть готовы партнёры – это оформление вещевой помощи. Мы оформляем каждый килограмм одежды, ведем раздельную статистику с каждого пункта приема, печатаем акты и, соответственно, выдаем тоже только по документам.

Почему-то традиция российской «вещевой» благотворительности не подразумевает строгой отчетности – что был мешок, что нет – неизвестно. Принято принести в церковь мешок, там его перетрясут, все приличное тут же отдадут кому-то, неприличное – выбросят, и не было мешка. Мне кажется, это очень важно исправлять.

О переработке

Вторая программа нашего фонда – это переработка вещей. Мы единственная некоммерческая организация в Москве, которая работает с вещами  в плохом состоянии. Не так давно на «Правмире» была статья о том, что, мол, в храм приносят барахло – это осуждалось: «Не несите Христу ботинки в кошачьей моче».

Но я в корне не согласна с такой позицией. Текстильные отходы составляют от 2 до 7% того, что мы выбрасываем в мусор, и они никуда не исчезают – они медленно разлагаются, увеличивая нагрузку на мусорные полигоны, хотя могли бы служить сырьем для новых товаров и продуктов.

Поэтому мне кажется, со стороны некоммерческих организаций безответственно сначала собирать вещи, а затем их выбрасывать. Людям ты поможешь, а как насчет природы?

Мы понимаем эту сложность и не призываем НКО заниматься и направлением переработки тоже – можно просто направить желающих отдать вещи к нам, а у нас взять то, что нужно им, и не тратить время на дополнительную сортировку, хранение и стирку одежды.  

У нас на складе работают девушки, которые сортируют такие отходы по составу – например, если бы нам сдали саван (как упоминается в статье), никто бы не устраивал истерику – его бы отправили в хлопок или синтетику и продали по 7 рублей /кг. Вещи сортируются по составу, с них срезается вся фурнитура, а затем мы за свой счёт отправляем их в Ивановскую область или Подмосковье, где из них на фабриках делаются утеплители, шумоизоляторы и даже тряпки для уборки. Эти изделия можно потом купить в строительных гипермаркетах.

За тот год, что мы реализуем эту программу, мы передали на переработку более 20 тонн одежды – этого количества достаточно, чтобы произвести 175 000 тряпок. Такого количества бы хватило, чтобы мыть одну школу в течение 66 лет.

Некоторые люди сдают нам вещи специально на переработку – и мы только за. Но всё же пока это убыточное для нас направление (стоимость сбора, обработки, транспортировки такого текстиля в разы дороже, чем компенсация, которую мы получаем от закупщиков сырья). Поэтому здорово, если люди вместе с плохими вещами будут приносить и хорошие, чтобы мы могли окупить переработку плохих.   

О помощи и трудоустройстве

Третья программа — это трудоустройство людей из незащищенных групп. У нас в фонде, например, работают люди с заболеваниями, которые мешают трудоустроиться в других компаниях – это психические заболевания (шизофрения), ментальные нарушения, эпилепсия. Кроме них есть еще люди, которых «присылают» к нам из партнерских организаций – из ночлежек, бесплатных столовых, центров для кризисных семей. У специалистов или волонтёров, работающих с целевой аудиторией есть мой телефон, и если они видят, что человеку можно помочь, дав ему работу, они звонят и спрашивают, можем ли мы его принять. Конечно, мы не можем взять всех – иногда случаи очень тяжелые (например, с вокзала присылают старенького дедушку с палочкой работать грузчиком), а иногда у нас просто нет денег, чтобы взять кого-то еще.

Иногда мы трудоустраиваем людей не в фонде, а в магазинах Charity Shop – как я уже объяснила, у нас несколько юрлиц, соответственно, люди могут работать не только в фонде.

В течение года через нас прошло 37 человек из социально незащищенных групп: 9 пришли из ночлежек и бесплатных столовых для бездомных, 16 по рекомендации партнерских организаций, 12 привели друзья.

Суммарно они отработали 6043 смены и заработали более 6,5 миллионов рублей. Мне кажется, что возвращение таких людей в общество через трудоустройство – это один из самых эффективных  способов реабилитации. Многие, лишь получая возможность трудоустроиться у нас, начинают восстанавливать документы (за этот год мы восстанавливали три паспорта). Кто-то с первой зарплаты закрывает свои долги по микрокредитам – я часто слышу истории о том, как финансово безграмотные люди берут в долг у метро под 700% в год, а затем коллекторы ломятся к ним в дом и пугают детей. Иногда опека присылает к нам на работу мам, стоящих на пороге изъятия детей. Эти истории очень сложные, но я вижу положительные изменения уже на том этапе, когда люди перестают приносить на обед просроченную еду, которую выбрасывают рестораны, а идут в «Пятерочку» и покупают килограмм гречки и сосиски, потому что могут теперь себе позволить.  

О финансовой эффективности и благотворительности

Я закончила Финансовый университет, но там нас учили управлять корпоративными финансами – оценка стоимости предприятий, финансовые рынки, мультивалютные операции. Это всё очень далеко от экономики малого бизнеса и тем более, благотворительного фонда. Всему, что требуется, приходится учиться в процессе и иногда на ошибках. У контрагента ухудшилось финансовое положение – жди задержку денег, которые ты ожидал получить через три дня на пять месяцев. Поменялся закон и ввели торговый сбор – теперь ты платишь на 900 тысяч в год налогов больше, чем в 2014. С фондом таких «приключений» существенно меньше, но нужно помнить, что наш фонд живет за счет нашей предпринимательской деятельности, а значит – на его возможностях это тоже отражается очень сильно».