Загадки благотворительности и ее исследователей


Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом развития филантропии, либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда развития филантропии
«Нигилизм – это твердое убеждение в том, что не я «могу»…
М.К. Мамардашвили. «Беседы о мышлении». Лекция 5.

В последнее время много говорится о формировании самосознания российского «третьего сектора». Самосознание, помимо многого прочего, предполагает наличие общих реакций у членов сообщества в определенных ситуациях, своего рода «понимание без слов». Например, смех в те моменты, когда смешно. Или возмущение – там, где что-то возмутительно. Мы решили провести эксперимент: вызовут ли фрагменты текста доклада Левада-Центра «Перспективы гражданского общества в России» у читателей «Филантропа» ту же реакцию, какую они вызвали у нас? Между прочим, доклад Левада-Центра сам есть документ, фиксирующий и представляющий определенное самосознание. Сознание российских социологов и симпатизантов гражданского общества.

Источник: http://new-time.ks.ua

Авторы подчеркивают, что в основу исследования положена дискуссия о том, есть ли в самом российском обществе основания для изменений и демократизации. Следует сразу оговориться, что левадовцы исследовали перспективы гражданского общества, а это не совсем то же самое, что «третий сектор» и не то же самое, что «благотворительные НКО», однако, пересечения определенно имеются… Вот с выбора опорных пунктов гражданского общества и начнем.

Гражданское общество – кто это?

Сферы деятельности респондентов, попавших в выборку:

  • правозащитные (защита прав граждан, оказание юридической помощи)
  • экологические (предотвращение вырубки лесов и парковых зон, помощь бездомным животным)
  • профсоюзные организации: новые независимые профсоюзы, студенческие профсоюзные организации при вузах
  • товарищества собственников жилья (ТСЖ) и организации территориального общественного самоуправления (ТОС)
  • культурные (музеи, некоммерческие организации, неформальные объединения – «перформеры»)
  • «несистемные» и непарламентские политические партии
  • протестные объединения и инициативы (родившиеся на волне массовых протестов, находившиеся во главе протестов, протестные по своей сути)
  • российские «отделения» международных студенческих организаций
  • мозговые центры (think tanks)
  • детские и молодежные организации
  • дискуссионные клубы, организации публичных дебатов
  • неформальные спортивные ассоциации
  • молодежные ассоциации при органах власти
  • волонтерские и благотворительные организации

Мы обрадовались, что социологи все же включили благотворительные и волонтерские организации в свой список. Этих организаций, конечно же, ничтожно мало в населенной медведями России и они очень далеки от народа, но внимание социологов приятно.

О роли бизнеса

В докладе читаем: «Исследование зафиксировало ситуацию кризиса, который, по словам руководителей организаций, связан с постепенным сокращением грантов иностранных фондов… Фактически существует только две альтернативы: либо использование ресурсов государства, либо поддержка со стороны населения. Роль бизнеса как самостоятельного источника финансирования деятельности некоммерческого сектора в стране сведена к минимуму».

Хорошо. Но как быть с тем, что более трех четвертей благотворительных пожертвований в России – от «бизнеса», причем – от «крупного»? И как быть с тем вопиющим фактом, что массовых частных пожертвований – катастрофически мало?

Разные исследователи приводят несколько отличающиеся оценки, но они не слишком сильно варьируют. Например, в обзоре «Благотворительность в России: вчера, сегодня, завтра» Общественного Совета по развитию малого предпринимательства при Губернаторе Санкт-Петербурга со ссылкой на CAF приводятся такие данные: 77% денег жертвуют юридические лица и лишь 14% – физические.

Татьяна Тульчинская, ссылаясь опять-таки на данные CAF, утверждает, что в нашей стране благотворительные поступления от российских юридических лиц составляют 74% общего объема. «Физические россияне» жертвуют всего 16% (оставшиеся 10% — взносы иностранцев). Для сравнения — в США, по данным ассоциации AAFRC, 76% благотворительных пожертвований составляют взносы от частных лиц, а согласно опросу Independent Sector, 9 из 10 американских семей регулярно жертвуют деньги на благотворительность.

В статье, недавно опубликованной на «Филантропе», Алексей Костин приводит данные, из которых следует, что в 2010 году в России частные пожертвования от физических лиц составили чуть меньше 17% от корпоративных.
Могут ли НКО в ближайшее время рассчитывать на деньги физических лиц?

На кого рассчитывать гражданским объединениям?

«Отпечаток на взаимоотношения бизнеса и некоммерческих организаций накладывает преобладание краткосрочных целей – получение прибыли здесь и сейчас… Долгосрочные инвестиции в имидж и репутацию своей компании не распространены. Кроме того, региональная и муниципальная власть часто неофициально «закрепляет» за бизнесменом различные «участки», «учреждения» и «объекты», которые он обязан поддерживать, что нередко сопровождается различными коррупционными схемами. В этих условиях предприниматель вряд ли станет поддерживать что-то еще. Из-за отсутствия значительной поддержки иностранных фондов и независимого бизнеса способность гражданских объединений привлекать ресурсы для своего существования зависит от спроса на их деятельность у населения (тех или иных социальных групп) или у государства как главного поставщика социальных услуг. Будущее некоммерческого сектора во многом оказывается связанным с умением разглядеть спрос и понять стоящие за ним интересы».

Что это практически означает? «Филантроп» так же писал о том, что бизнес, особенно – крупный и средний, фактически вынуждается быть спонсором проектов местной и федеральной власти. Означает ли приведенное умозаключение левадовцев то, что у НКО в таких ситуациях остается единственная роль – быть экспертами, консультантами и проектировщиками подобных инициатив? Или это означает, что НКО следует встрепенуться и не жить?

Левадовцы считают, что: «В современных условиях успех гражданских инициатив возможен в том случае, если интересы стоящих за этими инициативами людей и общественных групп не противоречат интересам власти».

Однако, из поля их исследовательского интереса практически выпали гражданские объединения, формирующиеся на основе протестных настроений. То, что именно такие настроения вызывают у людей желание заниматься благотворительностью, отмечала, например, Анна Белокрыльцева, главный редактор АНО «Студио-Диалог», одна из авторов программы «Адреса милосердия». На круглом столе в Общественной палате 9 июля 2010 года она сказала следующее: «Я на собственном опыте убедилась, что причина роста благотворительности – социальный протест. 30 лет такого мы не видели…» Она отмечала, что большое количество откликов вызывают, например, истории о том, что происходит в армии или случаи, когда люди пострадали от государственного произвола.

Еще один пример – ситуация вокруг арт-группы «Война». Несмотря на явную неконформистскую направленность группа получила премию «Инновация» в размере 400 тысяч рублей. Причем, премию «Война» отдала правозащитной организации «Агора». А ранее участники группы уже потратили 4 миллиона рублей, собранные для них британским художником Бэнкси, на помощь активистке «Другой России» Таисии Осиповой, которая обвиняется в торговле наркотиками. Разве это не успешная гражданская инициатива?

Не возлагают исследователи больших надежд и на объединения, формирующиеся в социальных сетях. «Умножение числа успешных примеров и распространение информации о них, легкость, с которой даже индивидуальные, однократные инициативы в Интернете и социальных сетях достигают цели (например, сбор нужной суммы в пользу пострадавших или на показавшийся интересным проект) всего за пару дней и при минимальных усилиях, а также постепенное освоение социальных сетей все большим количеством людей свидетельствуют о том, что такие инициативы имеют потенциал. Однако преувеличивать масштаб этого явления и темпы роста подобной активности не стоит».

То есть, получается любопытная картина: перспективы гражданского общества в России связываются с увеличением активности граждан, но – в сферах, поддерживаемых государством.

«Результативность коллективного действия»

«Возможность достижения результата российскими организациями и объединениями зависит от нескольких факторов: 1) от организационных способностей группы, 2) от возможности привлекать ресурсы на свою деятельность, 3) от того, в какой степени общественный интерес не противоречит государственному. При этом целесообразно различать интересы государства (и его отдельных ведомств) как главного поставщика социальных услуг и коррупционный интерес (использование своего положения для удержания власти или получения экономической выгоды)».

Последнее пожелание представляется нам разумным, но, с нашей точки зрения, практически невыполнимым. Различить интересы государства и его коррумпированных чиновников, вероятно, можно лишь в теории. Да и сами авторы доклада пишут, завершая мрачную картину: «Сращение ветвей власти означает, что исчезают барьеры, сдерживающие распространение коррупционного интереса, который все чаще начинает входить в конфликт с общественными интересами. Это автоматически означает сокращение доступных для гражданских инициатив и организаций ресурсов, большинство которых косвенно или напрямую контролируется государством… В условиях расширяющейся зоны коррупционного интереса автономное существование возможно только на ранних стадиях, когда группа или организация только начинают свою работу. Для противостояния общественным объединениям коррумпированная власть может использовать аппарат государственного принуждения. Механизм мирного разрешения конфликтов – суд – в этой ситуации тоже не действует, так как заведомо принимает сторону власти».

Так что же делать и куда деваться? Заниматься коллаборационизмом или создавать НКО в Сибирской тайге? Решайте сами, уважаемые благотворители.

Мы же позволим себе еще раз напомнить приведенные в эпиграфе слова М.К. Мамардашвили: «Нигилизм – это твердое убеждение в том, что не я «могу»… Это отрицание возможности того, что в конечном ограниченном человеческом действии вообще может быть выполнено что-то. А принцип европейской культуры – мир устроен так, что всегда, несмотря ни на что, есть хоть одно существо, которое «может», в том числе, — может поступать вопреки и в противовес всем природным силам, всем обстоятельствам, всем внешним вынуждениям и так далее, и так далее. Поступать оно будет конечным образом, несовершенным».

+ There are no comments

Add yours

Добавить комментарий