Фонд «Второе дыхание» — крупнейшая некоммерческая организация в России, занимающаяся сбором, сортировкой, перераспределением и переработкой одежды на любой стадии ее жизни. «Филантроп» поговорил с его основательницей Дарьей Алексеевой об осознанном потреблении, построении профильной отрасли и вешалках из переработанной одежды.

Дарья Алексеева, фото из личного архива

Мечта о NIR-спектрофотометре

— В этом году фонд «Второе дыхание» планирует собрать, перераспределить и переработать больше 800 тонн одежды. Как это распределяется в процентах? 

— Я не люблю называть проценты по той простой причине, что часто приходит новый партнер, и все меняется. Например, нам в прошлом году отдали 70 тонн бракованного текстиля на переработку. Если бы не мы, они бы его сожгли  потому что в российском законодательстве сжигание приравнивается к утилизации. Мы его переработали – но это не значит, что если у нас стало на 70 тонн больше ветоши, то упало качество сбора.

Сейчас примерно 55-60% от того, что мы сортируем, годно к повторному использованию. Половину мы продаем, половину раздаем.

Смотрим по необходимости: например, в локдаун центры социального обслуживания были закрыты и не могли принять у нас вещи, и у нас их покупали оптовики. Потом оптовики перестали, потому что продавать их было негде, а ЦСО, особенно региональные, где послабления случились раньше, чем в Москве, активизировались: «Ребята, везите!» 

У нас нет внутреннего нравственного камертона, который говорит, продавать или отдавать. Мы ориентируемся на то, сколько денег нужно фонду, и на то, кто обращается за запросом. Завалить все регионы гуманитаркой, которую не будут носить, у нас желания нет – все должно быть сбалансировано. Осенью 2019 года мы провели опрос организаций-партнеров, и они нам рассказали, как часто нужны им отгрузки. На основании этой информации мы можем планировать поставки.

Еще 5% – это мусор: нижнее белье, носки, рваная обувь, вещи с сильным загрязнением, которые мы не можем ни переработать, ни отдать. В каких-то случаях мы продолжаем искать способы, но пока они не обкатаны, мы это не анонсируем. Бывает, что к нам приходит дизайнер и берет колготки для инсталляции – но это нельзя назвать серийным решением.

Зеленая книга: как движение ЭКА делает экологичность доступной каждому

Остальное – это переработка, как своя, так и промышленная. Мы сотрудничаем с текстильными комбинатами в Ивановской, Костромской и других областях. Они занимаются разволокнением тканей из смешанных волокон. Их сырье – это обрезь с фабрик, конфискат, госзаказы типа списанных солдатских шинелей. И нашу ветошь покупают. Но мы должны срезать фурнитуру, рассортировать по составу, иногда рассортировать по цвету. В Костроме у нас отдельный цех, где люди откидывают цветное и белое или спарывают пуговицы целыми днями.

Наше собственное ноу-хау заключается в том, что мы вещи с высоким содержанием хлопка режем и прессуем на специальной машине на равнозначные салфетки – получается обтирочная ветошь. Такой вот rocket science, но, как ни странно, сейчас мы завозим ее в основном из-за рубежа. Как будто в России мало своих хлопковых маек. Мы продаем свою ветошь примерно за те же деньги или дешевле, чтобы у нас их брали. Иногда покупателям важно то, что мы готовы торговать маленькими объемами: можем 100 кг отгрузить по 30 рублей за килограмм.

Однако это все даунсайклинг – когда дорогостоящие материалы после переработки становятся чем-то дешевым. 

— А апсайклинг у вас есть?

— Да, у нас есть маленькое производство по изготовлению пластиковых изделий из синтетики – чистого акрила или полиэстера. Для этого нужен агломератор, который мы купили во время карантина. Он превращает вещи в сухие гранулы, из которых потом можно сделать ручку или вешалку. Мне кажется, это бомба: ты берешь какую-то тряпку, а получаешь на выходе затычку для сифона! 

Нам очень хотелось бы делать одежду, но для этого нужны фильеры (формы с отверстиями), позволяющие разделять расплавленный пластик на струи, сопоставимые с толщиной нити. В России их найти невозможно, потому что пока никому в голову не приходило этим заниматься. У нас перерабатывают пластиковые бутылки или нейлоновые рыболовные сети – это легче и дешевле, потому что известно, из чего они сделаны. С текстилем проблема в том, что он очень разномастный. Если сортировщица в Костроме может различить хлопок, смес и синтетику, то полиэстер от полиамида она уже не отличит. 

Дальше есть три пути: сидеть и читать бирки (но на практике это нереально), брать у производителя товар, состав которого известен, или – это очень дорого, но неизбежно – купить NIR-спектрофотометр.

Это устройство для оптической сортировки, похожее на сканер в магазине у продавца: наводишь инфракрасный луч на ткань, и на дисплей выводится ее состав. Стоит он от семи миллионов рублей. Дальше возникает вопрос: где те интересанты, которые захотят его купить?

Мы не можем – для этого пришлось бы весь год в нашем благотворительном магазине зарабатывать деньги и отменить все выдачи. Ни один грантодатель не даст столько денег на одно устройство. Корпораты готовы проспонсировать акции с жителями, но не покупку девайса. Поэтому мы о нем только мечтаем, но пока идем по второму пути – берем сырье понятного содержания. 

Такие мечты появляются с ростом организации. Если мыслить на системном уровне, больше 60% вещей шьются с добавлением или полностью из синтетических тканей.

И нам надо так или иначе решать этот вопрос, если мы хотим наши вещи не просто на тряпки резать или делать волокно, которое будет идти в набивку матрасов для тюрем, а что-то апсайклинговое, с добавленной стоимостью. Для этого нужно оборудование и технологии.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

Путь к созданию отрасли

— Давайте вернемся к гуманитарным выдачам. Сколько у вас партнеров-НКО?

— Больше 100 партнеров в 20 регионах, которых мы снабжаем вещами по их запросам, порой необычным, узким. Если бы сами эти НКО попытались бы что-то подобное собрать, они, скорее всего, увязли бы в том, чем не хотят заниматься. Поэтому мы считаем, что было бы здорово, если бы НКО вообще перестали бы заниматься сбором вещевой помощи, делегировав эту задачу фонду-агрегатору – то есть нам. Есть такое популярное выражение «фонд фондов» – когда одна организация занимается фандрайзингом или лоббирует интересы сразу многих. В нашем случае это история про сбор и перераспределение одежды. 

Это многоступенчатый операционный процесс, который включает в себя логистику, сортировку, хранение, дезинфекцию и перераспределение, причем из собранного до половины может оказаться ненужным.

Когда мы начинаем работать с новой организацией, то часто слышим: «Ребят, у нас скопилось полторы-две тонны хлама в подсобке, мы не знаем, что с этим делать». 

Мне кажется, что российская благотворительность уже на том уровне зрелости, когда мы можем себе позволить диверсифицироваться.

Одни фонды профессионально занимаются юридической помощью, другие социальной работой, третьи меняют законы, четвертые специализируются на теме одежды или еды. Нам не обязательно всем уметь делать все. Нас драйвит именно эта история про тетрис: что ты берешь огромное количество вещей и перераспределяешь их. 

К сожалению, мы не можем пока это децентрализовать и сказать, что все, что правее Уральских гор, остается за Уралом. Все это свозится в Москву. Но мы можем передавать компетенции и опыт, знакомить региональных социальных предпринимателей, активистов, НКО между собой.

Мы выделяем им travel-гранты, чтобы они могли ездить друг к другу и к нам на стажировки, потому что хотим создать отрасль организаций, которые профильно занимаются темой одежды. 

Дарья Алексеева.

Бизнес и НКО: комбинация win-win

— Еще одно большое направление деятельности фонда – работа с корпоративными жертвователями. У вас больше 600 партнеров. Как выглядит сотрудничество с ними?

— Действительно, мы много с кем работаем из бизнеса. Наши ключевые партнеры из ритейла – Levi’s, Henderson, Love Republic, IKEA, Lamoda. Сейчас в тестовом режиме работает программа сбора с новым партнёром — одним из крупнейших fashion-ритейлеров мира, мы объявим эту новость в ближайшее время. А в 2019 году ИКЕА во всех магазинах сети начала принимать домашний текстиль (постельное белье, шторы, скатерти и т.д.), который потом привозят к нам в фонд. 

Пожертвования по подписке: как использовать новый тренд в некоммерческом секторе

Для этого проекта было несколько причин. Во-первых, бренд должен быть активистом: в современном мире нельзя постоянно писать о новых коллекциях или распродажах, надо иметь позицию относительно прав женщин, экологии, дайверсити. В ИКЕА есть текстиль, это часть их повестки, поэтому они вышли с такой инициативой. Причем Россия была первой страной, где это произошло. 

Во-вторых, в России есть национальный проект «Экология». Определенный объем товаров должен перерабатываться, а не выбрасываться на полигон, и для бизнеса важно этой планке соответствовать. Расширенная ответственность производителя подразумевает, что компании, которые экспортируют либо производят текстиль на территории страны, должны сами утилизировать его после утраты потребительских свойств либо платить государству экосбор. Это большая сумма – от 11 до 16.3 рублей за 5-10% от объема, который они произвели либо ввезли в нашу страну. Гораздо экономичнее собирать отходы самостоятельно и платить фондам – таким, как мы. 

Получается комбинация win-win – корпорация выполнила требования законодателя, а мы как фонд решили вопрос, как нам масштабироваться, потому что нам не надо обслуживать каждый контейнер в 600 магазинах, можно просто забрать все собранное с единого склада, это дешевле.

— Кроме ритейла, с кем вы работаете?

— Наши партнеры – 120 компаний, которые в рамках своей социальной ответственности поставили к себе в офисы наши контейнеры либо проводят с нами акции: ящик приезжает на пару недель, люди сдают вещи, потом он едет дальше. Мы ставим ролл-апы с информацией, дополнительно проводим лекции – то есть мы как фонд сделали абсолютно продуктовую историю. Мы не призываем компанию помочь нам избавить от трудностей каких-то благополучателей, мы не рассказываем про социальную проблему – мы предлагаем акцию, к ней лекцию, а к ней, если хотите, воркшоп в этой мастерской, где мы с вами разговариваем. 

«Я хочу не денег, а поговорить с вами!»: правила фандрайзинга Энтони Майерса

Бывает и так, что компания проводит с нами акцию в офисе, а потом обращается с просьбой переработать униформу сотрудников или забрать тысячу комплектов одежды, которую они сфотографировали для своего онлайн-магазина и по правилам теперь не могут продавать.

Мы стали одним из первых операторов по переработке текстиля в России, то есть к нам можно официально обращаться за Актами об утилизации по расширенной ответственности производителя.

Почти половина нашего бюджета – это именно коммерческие услуги, которые мы продаем бизнесу не только для сотрудников, но и для клиентов.

Меньше хлама

— Кстати, расскажите о мастерской – какая у нее концепция?

— Департамент соцзащиты дал нам помещение под первое в Москве repair-кафе – это такой дом быта, скрещенный с общественной мастерской, когда ты не просто приносишь сапоги, чтобы в них починить молнию, а садишься с мастером и сам чинишь. Или иногда людям просто не хочется дома что-то ремонтировать, и они приходят сюда. У нас есть оборудование, расходные материалы. Еще мы проводим мастер-классы – 4-5 в неделю, и запись всегда полная. 

Понятно, что в масштабах работы фонда мастерская из двух комнат – это совсем небольшое направление, но это важный шаг с точки зрения идеологии. Если мы говорим про жизненный цикл вещи (производство сырья для нее, производство самой вещи, ее продажа, использование и утилизация), то фонд «Второе дыхание» всегда работал с утилизацией, с вещами, которые человеку уже не нужны. Однако если смотреть на проблему комплексно, то использование – это основная часть жизненного цикла вещи. И наша выгода в том, чтобы вещи использовали как можно дольше, тогда их будет меньше на свалке.

Молодец не тот, кто сдал нам тонну хлама, а тот, кто покупал одежду осмотрительно, долго носил и в принципе этот хлам не создавал.

Поэтому если у вас образовалось пятно от вина на свитшоте, то мы вам расскажем, как сделать вышивку на месте этого пятна, чтобы вы не принесли его в контейнер «Второго дыхания», а попробовали с ним еще какое-то время пожить. 

Я мечтаю, чтобы у нас была выстроена модель, как в Европе, где нельзя просто поносить майку и выкинуть ее в мусорное ведро. Она отправится на переработку. И это не про ценности и убеждения твои личные, а просто инфраструктура так устроена, что у тебя нет опций. Когда это становится рутиной, человек намного спокойнее к этому относится, и вещи приносят пользу, а не гниют на свалках. Как к стоматологу ходить раз в год – ты собираешь вещи и относишь в контейнер. 

— Вы тоже так делаете?

— Для меня это рутина, да. Мне проще, потому что я живу в 400 метрах от склада, и мне несложно отвезти (смеется). Но да, я регулярно разбираю шкаф. Стараюсь не покупать то, что не смогу переработать. Оцениваю вещь не только визуально, но и с точки зрения ее использования и утилизации. И не только я, потому что нам иногда присылают фотографию бирки на шторах с составом и спрашивают: «А такое можно переработать?»

Очень круто, что у некоторых людей меняется представление, они задумываются о том, что с этим будет, и нужно ли это покупать в принципе.

Если общество начнет ругать производителей за неперерабатываемый хлам, то и производители начнут на это реагировать и менять что-то. 

— Repair-кафе придумали в Нидерландах. Какие еще иностранные идеи могут к нам прийти, но еще не пришли? 

— Мне кажется, что нам не идеи надо заимствовать, а заняться делом и начать что-то производить. В России мало своих брендов, у нас почти нет своего производства, мы в основном покупаем что-то из-за границы. Даже апсайкл-бренды, которые в России присутствуют, здесь только продаются. Сделанные из переработанных нейлоновых рыболовных сетей купальники Frencia шьются в Индонезии, а у экобренда Мирославы Думы Pangaia бизнес в Португалии. 

Шопинг как событие

— Вы участвуете в операционной деятельности магазинов фонда Charity Shop? 

— Я уже не состою в этой организации – я ее учредила, но вышла из нее в конце прошлого года, чтобы сосредоточиться на работе фонда. То есть я по-прежнему слежу за ее работой и осталась во многих чатах, но команда хорошо делает дела и без меня. Они приезжают на склад, отбирают то, что надо на продажу, проводят со многими фондами гараж-сейлы – то у нас ОРБИ, то «Жизнь как чудо», то «Созидание». Фонды могут пользоваться нашей инфраструктурой, они сами что-то собирают, продают, деньги оставляют себе. За прошлый год некоторые организации заработали у нас около полумиллиона рублей. 

Забавно, что когда я в 2014 году искала помещение для первого благотворительного магазина, я заглянула на «Красный Октябрь». Мне сказали, что секонд они здесь не хотят, и никогда этого не будет. А сейчас нам звонят из крупных торговых центров и говорят: «Мы вам дадим бесплатно помещение и заплатим за проведение свопа (мероприятие по обмену вещами), прорекламируем, только заходите!»

Повестка изменилась: чтобы людям нравился этот торговый центр, там должно что-то происходить. Теперь нас воспринимают не как нежелательных арендаторов, а как операторов ивентов.

Сейчас магазинов семь. У них своя повестка. Команда переопыляется, все общаются, потому что магазинам тоже нужна какая-то идея, а нам как фонду нужны средства. Они у нас покупают одежду, продают ее, и фонд таким образом тоже зарабатывает. Но магазины – это не просто дойная корова, мы понимаем, что есть особый кайф в том, чтобы прийти туда или привести подружку, все купили вещи и заодно увидели, как это устроено. Мне кажется, я бы заскучала, если бы у нас был только сбор, гуманитарные выдачи и образовательные компоненты.

— Что из ваших задач для вас сейчас самое интересное?

Работа с инфлюенсерами, которые нам могут помочь начать рассказывать, что вещи надо носить дольше, что можно сходить на церемонию два раза в одном и том же платье, а не покупать каждый раз новое. Формирование попечительского совета и работа с ним – сейчас в него входят Кирилл Белов, Илья Ценципер, Ксения Франк. Сотрудничество с крупным ритейлом, который сейчас собирает вещи в магазине, а мы хотим ему предложить заменить все вешалки на вешалки из переработанной одежды. Это же круто, да? Продавать одежду на вешалках из ненужной одежды!