«Жить так долго, чтобы увидеть перемены»
В начале октября правозащитное общество «Мемориал» стало одним из лауреатов Нобелевской премии мира 2022 года, хотя ещё год назад власти ликвидировали Международный «Мемориал» и Правозащитный центр «Мемориал» (организация признана иноагентом и решением суда ликвидирована на территории России). Сторонники последнего в июне создали Центр защиты прав человека «Мемориал» (ЦЗПЧ) без образования юридического лица.
«Филантроп» поговорил с руководителем юридического департамента ЦЗПЧ Наталией Секретаревой о работе новой организации, о том, что даст присуждение Нобелевской премии и о том, можно ли вообще закрыть «Мемориал».
Команда «Мемориала». Фото: Иван Подгорный
— У вас сейчас нет юридического лица, но есть сообщество — Центр защиты прав человека «Мемориал». Можете рассказать, как вы сейчас работаете?
В России ликвидировали два юридических лица: Международный «Мемориал», а затем Правозащитный центр «Мемориал». На руинах правозащитного центра бывшие сотрудники и новые активисты образовали общественную организацию без юридического лица. У такой организации нет счета и собственности.
Если говорить о Международном «Мемориале», то помимо него в России существует много мемориальских организаций, у которых есть такой же мандат по сохранению и увековечению памяти о политических репрессиях. Эти организации продолжают жить и законно работать, у них есть юридические лица. Например, это научно-исследовательский и просветительский центр (НИПЦ) «Мемориал» — именно у него в день объявления результатов Нобелевской премии изъяли офис в пользу государства. Также есть «Мемориалы» во многих субъектах России, работают международные отделения.
«Это знак поддержки»: что значит Нобелевская премия мира для «Мемориала» и правозащитного сообщества
ЦЗПЧ работает примерно также, как «Агора», «Комитет против пыток» и другие правозащитные организации, которые решили не создавать юридические лица. У нас сохранились все основные направления деятельности, мы поддерживаем тот же мандат, который был у правозащитного центра, и продолжаем работать.
— Получается, что проекты, которые были, они и продолжают работу? Например, работа с архивом?
Архив — это историческая, а не правозащитная работа. Архив не исчез, с ним все хорошо и коллеги работают над его цифровизацией. Он находится на балансе существующих юридических лиц.
В правозащитной работе я бы говорила о направлениях деятельности, а не о конкретных проектах. Например, мы продолжаем заниматься защитой прав человека на Северном Кавказе, оказываем правовую помощь мигрантам и беженцам в лице программы Светланы Ганнушкиной «Миграция и Право».
Наши коллеги, которые сейчас переехали в Европу и стали автономными, ведут списки политзаключенных, которые раньше вел Правозащитный центр. Также мы ведем стратегические дела по правам человека в международных инстанциях. К сожалению, ЕСПЧ закрылся для нас, но мы работаем с органами ООН, где поднимаем правозащитные вопросы, и ведем некоторые дела в России.
— Планируете ли вы запустить какие-то новые проекты?
Мы присоединились к оказанию консультаций и юридической помощи по вопросам мобилизации. Мы это делаем вместе с коалицией «Призыв к совести». При необходимости готовы вести какие-то дела в судах.
— У вас был проект «Это прямо здесь», о котором мы писали. Продолжает ли он работу?
Да, продолжает. Если посмотреть на соцсети общества «Мемориал», там постоянно анонсируются экскурсии по местам связанным с советским террором в Москве. Они проводятся в рамках этого проекта.
— Что на счет акций: «Возвращение имен», установка табличек «Последний адрес»?
«Последний адрес» связан с мемориальским движением, но на самом деле он автономен. Это отдельная деятельность, которая никогда не была подчинена работе какого-либо «Мемориала». Из-за отношения властей к исторической памяти работа по установке табличек усложнилась не из-за юридических перипетий, а из-за того, что многие жители не хотят видеть эти таблички. Есть таблички, которые муниципальные власти и «активные граждане» снова и снова снимают. Но все равно эта работа идет.
«Возвращение имен» тоже живо. Коллеги подали заявку на согласование уличной акции — пока что не получили ни положительного, ни отрицательного ответа. Если мэрия и другие органы разрешат очно провести эту акцию, то она впервые после ковида будет уличной.
— Как сейчас происходит финансирование сообщества?
Мне кажется, что такие вопросы в России 2022 года не очень прилично спрашивать (смеется, — прим. «Филантропа»). Сейчас нет никого, у кого все хорошо с финансированием, но мы пока что живы.
— Есть ли у вас сотрудники, которые продолжают получать зарплату?
Если говорить о НИПЦ «Мемориал» и других юрлицах, то там есть сотрудники. В ЦЗПЧ «Мемориал» нет сотрудников, мы объединены общей идеей и желанием защищать права человека. Нет юрлица, которое бы платило за нашу работу зарплату. Кто-то из бывших сотрудников правозащитного центра ушел, кто-то переехал, кто-то устроился в другое место. Мы прямо сейчас восстанавливаем свою работу и ищем пути, как ее организовать.
В НИПЦ «Мемориал» трудоустроены часть сотрудников, которая продолжает работу с архивами. 7 октября суд вынес решение о конфискации 11 млн рублей у этой организации. Если решение вступит в силу и Московский городской суд поддержит его в апелляции, то люди не смогут получать зарплату.
— Если суд все-таки заберет помещение, где будут храниться архивы?
Этот вопрос ещё решается, поскольку решение не вступило в силу. Я бы не стала уходить в детали, но могу заверить, что «Мемориал» сохранит архивы. Ведь это одна из важнейших миссий на данный момент.
— Идут ли сейчас ещё какие-то суды с «Мемориалом»?
В конце октября будет суд по штрафу за не маркировку ПЦ «Мемориал» на сайте ОВД-Инфо. Центр уже умер, а суды о штрафах все ещё идут. В ноябре будет заседание кассационного суда по жалобе ПЦ «Мемориал» на ликвидацию.
Также у нас идут разные процессы, которые можно назвать сателлитами, например, обе организации обжаловали преждевременное исключение себя из государственного реестра юридических лиц. Дело в том, что на тот момент процесс ликвидации не был завершен, а счета заморозили сразу же, поэтому организации не выплатили зарплаты некоторым работникам.
Поэтому, к сожалению или к счастью, мы живы ещё и в судах.
— В самом начале вас очень поддерживало НКО-сообщество и не только. Как сейчас с поддержкой — она стихла или продолжается?
Мне кажется, что поддержка продолжалась, но нужно сделать оговорку на то, что с февраля всему правозащитному сообществу в России пришлось настолько несладко, что на этом фоне ликвидация кажется не самым страшным событием. Тем более ликвидация по формальным основаниям за нарушение маркировки иностранных агентов, что не делает незаконной саму правозащитную деятельность или работу по сохранению памяти о репрессиях.
То есть поддержка была, но ее фокус сместился, ведь сейчас поддержка нужна всем нам, чтобы просто выжить.
— На ваш взгляд, получение Нобелевской премии мира поможет вам как-то или наоборот усложнит работу?
Я не думаю, что премия нам сильно поможет или помешает. Я уверена, что это привлечёт к нам больше внимания. Будем надеяться, что что-то хорошее из этого получится. Может быть во время речи на вручении мы скажем что-то важное, что кому-то будет нужно услышать.
— Воодушевило ли вообще получение премии как-то вас лично и ваших коллег?
Я думаю, что у людей есть два смешанных чувства: мы почувствовали поддержку, потому что часто наша работа напоминает борьбу с ветряными мельницами. Поэтому то, что нас не демонизируют, что видят, что в России есть разные голоса, очень поддержало.
С другой стороны, у многих есть чувство, что премию вручили невовремя. Мы не смогли предотвратить самые страшные вещи, которые произошли в России. В этом смысле нам очень горько.
— Куда планируете потратить премию, есть ли уже идеи?
Есть только одна мысль: на всё хорошее против всего плохого. Но финального решения ещё нет.
— Можете рассказать о главных успехах «Мемориала» за эти 35 лет?
Ответ будет сильно зависеть от того, кто с вами говорит. Я бы сама ответила на него не как представитель «Мемориал», а как гражданка России. Мне было важно, что делал «Мемориал» во время второй чеченской войны. Та работа, которую делала и за которую погибла Наталья Эстемирова по констатации грубейших нарушений прав человека в Чечне. Я думаю, что эта награда должна служить памятником Наталье и ее работе. Для меня она — эталон ценностей и целей работы.
Также для меня важна работа «Мемориала», которую он сделал по увековечению памяти о репрессиях. Он создал базу данных. С активным участием «Мемориала» был принят закон о реабилитации жертв политических репрессий. Да, он не идеальный и к нему много вопросов, но всё, что мы помним о репрессиях в Советском Союзе, во многом заслуга «Мемориала». Я даже не знаю, как это оценить и измерить.
— Какие у вас планы и что вы планируете делать дальше?
Среди планов — жить так долго, чтобы увидеть перемены. Как минимум, мы хотим продолжить работу по увековечиванию памяти о репрессиях, мы хотим продолжить говорить о них, изучать их, писать о них, добиваться реабилитации людей, доступа к архивам. Также мы хотим продолжить нашу правозащитную работу настолько полно, насколько это возможно в нынешних реалиях.
— Есть ли какая-то вероятность, что «Мемориал» прекратит работу?
Как сказал кто-то из моих коллег, не государство открывало «Мемориал», не ему его закрывать. «Мемориал» — это в первую очередь люди и те идеи, которые их объединяют. В этом смысле совершенно невозможно закрыть «Мемориал» или ликвидировать его. Я уверена, что всегда будут люди, которые будут разделять наши ценности и которые захотят действовать в соответствии с ними. В этом смысле — нет, я думаю, что «Мемориал» не прекратит свою работу.
Вы можете поддержать работу «Мемориала» по ссылке.
+ There are no comments
Add yours