12 ноября Владимир Путин проведет заседание президентского Совета по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ). Формирование нового состава совета вызвало целый ряд скандалов.

Еще в декабре 2011 года два члена СПЧ — Светлана Сорокина и Ирина Ясина — объявили о выходе из СПЧ в знак протеста против фальсификаций на выборах в Госдуму. После инаугурации Владимира Путина их примеру последовали еще 11 членов совета.

Не совсем естественный отбор

В итоге к лету 2012 года 13 из 40 мест в СПЧ оказались вакантными. Чтобы заполнить их, было отобрано 86 кандидатов, за которых могли голосовать все желающие на сайте СПЧ. Голосование прошло в сентябре, причем с новым принципом формирования совета согласились не все правозащитники. Так, Александр Брод даже предлагал Владимиру Путину лишить должности председателя совета Михаила Федотова и объявил о создании альтернативного Совета по правам человека.

1 ноября Владимир Путин и Михаил Федотов обсудили состав нового Совета по правам человека. Фото пресс-службы Кремля

В голосовании на сайте СПЧ приняли участие более 100 тысяч человек, и 1 ноября Федотов предъявил Путину список победителей, а кроме того — предложил еще несколько кандидатур, не набравших достаточного количества голосов. Президент в ответ предложил включить в новый совет не 13, а 39 новых членов (тройки лидеров по 13 «номинациям» интернет-голосования). 8 ноября «Коммерсантъ» написал, что соответствующий указ уже подготовлен. Таким образом, в новом составе СПЧ будет не 40, а 65 членов.

«Создать дееспособный совет – сложная задача»

Среди тех, кто решил не входить в новый состав — Валентин Гефтер, исполнительный директор Института прав человека и член СПЧ при президенте Медведеве. «Власть за последние полгода предприняла по отношению к гражданскому обществу ряд негативных шагов. И если бы у меня была возможность повлиять на эту ситуацию, находясь в СПЧ, или государство попыталось бы минимизировать последствия своих же ошибок, то тогда я пошел бы в совет», — сказал он в интервью корреспонденту «Филантропа». Впрочем, при этом Гефтер добавил, что планирует «остаться в качестве добровольного помощника, кем и был на протяжении многих лет».

Валентин Гефтер. Фото с сайта svobodanews.ru

Гефтер рассказал «Филантропу» о своем видении работы нового состава СПЧ и о состоянии всего правозащитного сообщества.

— Сейчас главное наладить работу СПЧ, поскольку его численность значительно выросла, а в в новый состав войдут очень разные люди. При этом члены СПЧ должны работать не сами по себе, а командой. Создать настоящий дееспособный совет – сложная задача. И думаю, что моя помощь, опыт будут здесь полезны.

В связи с этим обновлением изменится ли принципиально работа самого совета, как вы считаете?

Полагаю, что нет: основное ядро в СПЧ уже сложилось.

А кто должен составлять основной костяк совета — правозащитники?

Не забывайте, что его полное название — по развитию гражданского общества и правам человека. Это два важнейших направления, которые едины. Что объединяет права человека и развитие гражданского общества? Верховенство права. Не ставить своей целью следовать каким-то интересам (даже законным) той или иной группы населения, а общему принципу верховенства права. И с этой точки зрения СПЧ должно оценивать текущее законодательство, правоприменительную практику. Если этот принцип станет основополагающим для всех членов совета, то мы получим равновесие в его работе.

СПЧ заработает в полную силу только тогда, когда его члены будут вести каждодневную работу, а не просто представительствовать.

Какие полномочия вы бы добавили СПЧ?

Если бы я был главным в стране, то внес бы пару изменений в содержательную часть совета. В свое время мы начали заниматься общественно-правовой экспертизой. Она касалась завершившихся уголовных дел и законодательства. Это была не юридическая, а гражданская экспертиза в защиту общественных интересов. Плюс я бы добавил еще проведение (не обязательно лишь своими силами) общественных расследований. Есть понятие «парламентского расследования», но они практически не проводятся, а есть следствие, которым занимаются правоохранительные органы. Вот в некоторых особо важных случаях этому необходимо какое-то «запараллеливание». Им могло бы стать общественное расследование. Для его проведения никаких санкций не нужно. Вот функционал по проведению такого расследования я бы добавил в содержательную часть работы СПЧ.

«Если не переделать закон, гонения на правозащитные организации будут усиливаться»

Как чувствуют себя правозащитники после вступления в силу закона «об иностранных агентах»?

Если скажу, что чувствуют себя хорошо, то обману вас. Но некоторое спокойствие внутри осталось. Паники нет. Гораздо неприятнее осознавать, что из-за ощущения «сливай воду» стали уходить из России иностранные доноры. Например, USAID. Закон был вброшен и принят более чем резво, и многие проекты просто зависли. У кого-то месяц назад были на счету средства, а сейчас нет. В таких условиях нормально не будет работать ни одна организация – коммерческая или некоммерческая. Кроме того, сам закон сформулирован так, что многие дефиниции вызывают неоднозначную трактовку. Что вложено в понятия «политическая акция», «политическая деятельность», «выполнение функций иностранного агента? Правозащитникам, всему некоммерческому сектору, надо дать ясный сигнал законодателю и выше: если принципиально не переделать закон, то гонения на правозащитные организации будут усиливаться.

Но есть же в правозащитной среде люди, которые занимаются политикой больше, чем остальные?

Конечно есть! Но здесь нужно провести различие: существует политика, как борьба за власть, и публичная политика, направленная в том числе на критику действующей власти и защиту общественных интересов. Так вот, в первом случае иностранное влияние надо контролировать или хотя бы регистрировать такого рода организации в качестве «иностранных агентов». А деятельность второго рода — органична, естественна. В ней  суть правозащитных усилий. Вдумайтесь, ведь даже влияние на общественное мнение  сегодня рассматривается, как один из способов борьбы за власть. Наблюдение на выборах тоже расценивается, как борьба за власть, но это же борьба за правила игры, а не участие в политической конкуренции. Безусловно, есть организации, которые играют на стороне той или иной политической партии или группы, но их раз-два и обчелся. И что — из-за этого должны страдать остальные НКО, в том числе правозащитники?

Любую ситуацию можно раскрутить, как политическую. Например, «дело Магнитского».

Отличный пример. Сейчас постараюсь объяснить. Изначально в деле о смерти юриста Сергея Магнитского никакой политики не было. СПЧ представил свое мнение – в первую очередь, правоохранительным органам, обществу. Под давлением обстоятельств государство в лице Следственного комитета пригласило для совместной работы тех, кто принимал участие в общественном расследовании. Тем самым государство признало, что все происходит в рамках закона. В итоге же, следствие заглохло, никаких результатов нет. Подозреваемые начинают «исчезать» из дела, и как следствие складывается мнение, что некие силы их покрывают. Узнав об этом, Запад поднимает шум. Так дело начинает постепенно приобретать политический окрас. Если бы изначально следствие было проведено во всей полноте и объективности, то никакой шумихи бы не было.

Наверное, будь у нас создан полноценный общественный контроль, то многих вещей удалось бы избежать. Как вы считаете?

Да, нам хотя бы в рамочном виде нужен закон «Об общественном контроле». Надо прописать понятийный аппарат, обязательства субъектов и объектов контроля. Общественный контроль вовсе не означает, что мы будем хватить за руки и ноги федеральные и региональные власти, ведомства и министерства. Более того, он нужен больше всего на местном уровне. И заниматься этим призваны не только общественные советы и палаты. Необходим и так называемый инициативный гражданский контроль. Надо людям дать возможность самоорганизоваться. Есть какая-то проблема – образовалась инициативная группа граждан. Вообще должно быть так, чтобы чиновник ощущал на себе «прицел» — но не ружья, а глаз населения. Речь не о том, чтобы он боялся граждан, но чиновник постоянно должен чувствовать ответственность перед теми, кому оказываются государственные услуги. Вот это стоило бы принять критикам безбрежного, как они говорят, общественного контроля.