Детская деревня — SOS — одна из альтернатив обычному детскому дому: живущие в ней дети, оставшиеся без попечения биологических родителей, получают возможность расти в обстановке, максимально приближенной к семейной. 

Фото с сайта www.sos-dd.ru

Сама идея Детских деревень принадлежит австрийскому социальному педагогу Герману Гмайнеру, который говорил: «Дать покинутому ребенку мать, братьев и сестер, дом и деревню – лучшей для него помощи я не знаю». Первая такая деревня была построена по его инициативе в 1949-м г. Сейчас SOS — Kinderdorf International — это международная организация, в задачи которой входит не только поддержка нескольких сотен Детских деревень в разных странах мира, но и профилактика социального сиротства.

Детская деревня — SOS представляет собой посёлок из нескольких домиков, в каждом из которых проживают несколько детей вместе с женщиной-воспитателем — SOS-мамой. Многие дети действительно зовут этих женщин мамами потому, что отношения внутри мини-сообщества каждого домика выстраиваются именно по-семейному. Однако SOS-мама — это сотрудник организации, прошедший серьёзную подготовку, прежде чем приступить к своей работе. Ведь ей предстоит воспитывать каждого из детей с момента его поступления в Детскую деревню до совершеннолетия. А вот жизнь детей протекает вполне обычно — например, они ходят в обычные школы, где иногда их одноклассники даже не знают о том, что они не из обычных семей. В России шесть Детских деревень — SOS, деревня, расположенная в посёлке Гуммолосары рядом с городом Пушкин Ленинградской области — одна из старейших. Надо сказать, что о Детских деревнях многие слышали, но часто можно услышать суждения, основанные на неточных сведениях. Об этом и об изменениях, произошедших в их быте за последние несколько лет рассказывают директор по файндрайзингу и коммуникациям организации «Детские деревни — SOS. Россия» Дмитрий Даушев и директор программы «Детская деревня — SOS, Санкт-Петербург» Игорь Георги.

Игорь Георги

Дмитрий Даушев

Игорь Георги: В следующем году Детской деревне в городе Пушкине исполняется 15 лет. В ней по-прежнему 12 семейных домов. Временно функционирует из них 11 — мы нашли спонсора, который поможет нам поочерёдно отремонтировать все дома. В деревне сейчас 11 семей, количество детей в них разное — от трёх (к нам пришла новая SOS-мама, и мы ещё набираем ей деток) до шести. Хотя изначально планировалось, что в одном доме будет до семи детей, но сейчас много деток сложных, требующих особого внимания, и потому сейчас в один дом мы селим не больше шести. Мы вынуждены брать меньше детей, чтобы поддерживать качество опеки. И в других Детских деревнях по России такая же ситуация: по пять-шесть детей в одном доме.

Есть ли ограничения по состоянию здоровья для детей — кандидатов в жители Детской деревни?

И. Г.: Всё решает комиссия по отбору детей. Стараемся брать условно здоровых потому, что мы — не медицинское учреждение и у нас в штате нет медицинского персонала. То есть мы пытаемся спрогнозировать ситуацию, при которой ребёнку будет нужна медицинская помощь в обычном режиме. Хотя со временем у некоторых детей обнаруживаются заболевания, о которых нельзя было узнать при приёме ребёнка в деревню. Но всё-таки изначально мы стараемся проводить отбор и по состоянию здоровья — ведь мы вынуждены думать о благополучии всех детей в деревне. У нас однажды была девочка с такой болезнью, при которой необходима очень жёсткая диета, и от этого страдали все — и SOS-мама оттого, что не может позаботиться об этом ребёнке, как должно, и сама девочка оттого, что видела, что другие дети едят всё, что хотят. Это было ещё до принятия «закона Димы Яковлева», и в результате девочку удочерила американская семья, в которой у мужа и жены такая же болезнь, то есть девочка попала в подходящую для неё среду. Но не со всеми тяжело больными детьми такое возможно.

Детская деревня — SOS в любом случае лучше, чем обычный российский детский дом. К вам стоит очередь из детей?

И. Г.: Детская деревня имеет ряд преимуществ для отдельных категорий сирот или социальных сирот. В частности, это кровные братья и сёстры. Для таких детей в России Детская деревня — практически уникальная возможность жить вместе. Также в категорию, которая, для которой Детская деревня — особенно подходящий вариант, входят дети старше 7 лет. Ведь те же приёмные семьи, как правило, хотят взять в семью либо новорожденного, либо ребёнка до 2-х лет — чтобы прожить с ним весь путь его становления. А тех, кто постарше, берут гораздо реже. Вообще, как таковой, очереди к нам нет. Мы сотрудничаем с органами опеки и попечительства, нам сообщают о конкретных детях, которым по мнению сотрудников этих органов будет лучше у нас. И мы уже смотрим, подходят нам эти дети или нет. Иногда отказываем потому, что конкретный ребёнок может не подходить к той SOS-семье, в которой есть вакантное место. Например, у нас может быть дом, где живут трое мальчиков, один из которых гиперактивен, и девочка. А нам предлагают ещё одного гиперактивного мальчика… Или ещё один критерий: ребёнок, которого мы берём в конкретную SOS-семью, не должен быть старше тех детей, которые уже есть в этой семье. И знакомимся мы с конкретным ребёнком только после того, как что-то решим с органами опеки. Но я не помню ни одного случая, чтобы мы отказались от уже взятого в деревню ребёнка потому, что не справились. SOS-мамы проходят серьёзную подготовку, это не то, что 70 часов, отведённых государством на подготовку обычным приёмным родителям. Мы пытаемся взвесить все «за» и «против» на этапе отбора детей.

Какова степень самостоятельности ребёнка, подростка в Детской деревне?

И. Г.: В принципе, всё происходит, как в обычных семьях. Но у нас есть одно «но»: если ребёнок из обычной семьи не вернулся домой в 22-00, семья вольна сама решать, как поступить. В Детской деревне, если после 22-00 мы не знаем, где находится тот или иной ребёнок, мы сразу звоним в полицию и заявляем о пропаже.

Отдельный посёлок вне обычных жилых кварталов — не изоляция ли это от внешнего мира? Как реагируют на вас проверяющие организации?

И. Г.: Детскую деревню достаточно жёстко контролируют не только органы опеки, но и прокуратура, и пожарные, и другие проверяющие организации. Если нет жалоб на условия проживания ребёнка, то со стороны органов опеки претензий нет. Как раз мы для органов опеки — удобная организация, про которую они знают, что у нас всё нормально, по-семейному. Куда больше беспокойства у органов опеки вызывают приёмные семьи, прошедшие краткосрочное обучение. У нас же в Детской деревне есть своя служба психологического сопровождения, которая наблюдает за тем, как дети развиваются. Детская деревня менее изолирована, чем обычный детский дом и в каком-то смысле даже, чем приёмная семья. Ведь процессы, которые протекают внутри SOS-семей, находятся под пристальным вниманием профессионалов.

Насколько мне известно, в SOS-семье есть SOS-мама, но нет SOS-папы. Вы говорите, что ваша модель максимально приближена к семейным условиям, но получается, что за образец взята ненормальная семья, без мужчины. Это одна из главных претензий к Детской деревне…

Дмитрий Даушев: Исторически такая модель возникла потому, что первые Детские деревни — SOS появились сразу после Второй Мировой войны, когда мужчин вообще было значительно меньше, чем женщин. На самом деле, сейчас в нашей организации SOS-папы есть. Основная причина, почему они есть не во всех SOS-семьях: попробуйте найти полноценную семью, которая была бы готова на 15 лет полностью посвятить себя воспитанию 20 детей, пропуская их через свой микросоциум, как родных. Как правило, семейные пары, готовые воспитывать приёмных детей, просто усыновляют их — одного, двух, трёх… Но всё-таки у нас SOS-папы есть. Например, в подмосковной Детской деревне, в Томилино есть семья, в которой муж и жена решили посвятить этому жизнь — они пришли к нам работать вместе. Ещё одна такая семья — семья SOS-мамы, которая работает у нас дольше всех, то есть 18 лет. Она вышла замуж, уже работая в Детской деревне. И ещё важно вот что: нет мужчины в SOS-семье — не значит, что нет примеров мужской модели поведения. В Детской деревне есть директор — чаще всего это мужчина, есть дорф-мастер — то есть завхоз (от немецкого «dorf» — «деревня»), есть шофёры. На самом деле, кроме мам, большая часть персонала Детской деревни — мужчины. Все они так или иначе взаимодействуют с детьми.

А эти люди тоже проходят специальную подготовку, подобную той, которую проходят SOS-мамы?

Д. Д.: Подготовку по общению с детьми они не проходят, но при приёме их на работу учитываются их личные качества.

За последние лет пять в законодательстве страны произошли серьёзные изменения, можно вспомнить хотя бы так называемый «закон Димы Яковлева». Как эти изменения повлияли на Детскую деревню — SOS?

И. Г.: Если говорить о Детской деревне в Пушкине, то благодаря нашим налаженным отношениям с местными властями, с органами опеки и попечительства мы не чувствуем каких-то значимых изменений в худшую сторону. Изменения в лучшую сторону есть. Изначально Детская деревня не получала государственных субсидий на питание и одежду детей, мы эти расходы полностью брали на себя. Приблизительно года четыре назад при поддержке правительства города мы эти субсидии стали получать ежегодно. Есть регионы, где органы опеки перестали отдавать детей в Детские деревни — по той же причине: есть директива сокращать количество учреждений и больше детей передавать в семьи, а Детская деревня формально является учреждением. Но у нас в Санкт-Петербурге такого не наблюдается.

Д. Д.: При всех минусах «закона Димы Яковлева» от него был один положительный эффект: тема детей-сирот стала одной из самых популярных, ей заинтересовались власти на всех уровнях, и все движения, с этой темой связанные, которые мы видим, во много были инициированы этим законом. Вроде как государство пообещало: «Мы решим проблемы сами» и частично пытается выполнять это обещание. «Национальная стратегия действий в интересах детей» была подписана президентом Путиным в 2012-м году, и для нас важно, что Детская деревня — SOS упомянута в этом документе, как альтернатива детским домам. Ответ на большинство вопросов, которые задают по поводу Детских деревень — SOS, такой: «Как в обычной семье».