Фонд «Друзья» открыл сезон несколькими заметными событиями — провел заседание экспертного совета, семинар для НКО о том, как выстраивать коммуникации и общаться с властью. 3 октября фонд начал прием заявок в проект «Команда профессионалов» — проект, который позволит НКО приглашать на работу профессионалов из бизнес-сферы.

Ян Яновский, соучредитель фонда «Друзья», инвестиционный банкир, член совета директоров ряда компаний, рассказал «Филантропу» о том, какие бизнес-практики важны в благотворительности и как привлечь в фонд полмиллиарда рублей.

— С чего началась для вас началась благотворительность?

Фото True Illusion

— Финансового как частное лицо я помогал многим фондам последние лет семь. Фонды выбирал по своему усмотрению, где мне казалось, деньги важнее. В какой-то момент Дмитрий Ямпольский сказал мне: «У тебя большой опыт в развитии различных бизнесов, может быть, ты сможешь нам помочь в фонде «Вера»? Наверное, с прихода в Правление фонда «Вера» для меня началась моя системная история в индустрии. До прихода в «Веру» я слабо представлял, как работает эта индустрия, чем живет. Со стороны «Вера» казалась мне огромным фондом, тогда как на самом деле на тот момент фонд собирал 62 млн рублей в год. И это при том, что в Правление входили такие люди, как Анатолий Чубайс, Людмила Улицкая, у фонда такой богатый исторический профайл, а деньги собирались очень символические. В этом году, я думаю, мы закроем больше 500 млн рублей. Это тот путь, который мы прошли за три года.

— Есть ли платформы, похожие на вашу?

— Мы сделали исследование мирового опыта, бенчмаркинг, но ни одного аналога не нашли. Я не увидел такого фонда, который имел бы, как мы, индустриальный взгляд.

— Много ли людей готовы работать про боно? Есть ли какая-то статистика на этот счет? Вообще, интересно, что за люди участвуют в про боно?

— Мне сложно обобщать, но в моем кругу, в кругу моих друзей, если не 100%, то 99% готовы делать какие-то вещи про боно. Все готовы помочь.

Про боно – это работа без оплаты. Человек понимает, что он готов подарить свое время, а это самое дорогое, что у нас есть. Проще дать денег, не видеть, не слышать, не помогать. Про боно показывает эмоциональную вовлеченность, это не просто откупиться рублем или долларом, а именно поучаствовать.

— Где находить таких людей?

— Для меня существуют два самых правильных инструмента. Первый – это социальные сети. Когда по понятным каналам идет информация, и мы получаем отклик. Второе – это HR-ы в компаниях. Часто внутри компаний есть видение бизнеса, корпоративная культура, но объединяющим сотрудников фактором вне офиса, скажем, является спорт, или вообще такого фактора нет. Когда мы приходим в компанию и говорим: «А давайте мы предложим вашим сотрудникам возможность что-то делать вместе». Корпоративное волонтерство про боно очень сильно сплачивает, объединяет. В долгосрочной перспективе это приводит к тому, что сотрудники лучше относятся и к своему работодателю, который предложил им такую отдушину, и друг к другу.

— Как вы оцениваете профессиональный уровень людей, которые работают в некоммерческом секторе? В чем их особенности? 

— Учитывая то, сколько НКО готовы платить своим сотрудникам…. очень часто люди работают за идею и эмоцию. Эмоция очень важна, она всегда хороший драйвер, но одной эмоции мало. Нам кажется, очень важно образовывать, повышать профессионализм людей, работающих в индустрии благотворительности. Один из программных проектов нашего фонда – проект «Команда профессионалов», мы приводим в отрасль профессионалов из других индустрий. Нам очень важна идеология «имплантов». Это не только помогает фонду вырасти, достичь определенных kpi, это еще и помогает сотрудникам фонда подтянуться по уровню профессионализма к этим имплантам. Сильные стороны людей, работающих в НКО – это их драйв, у них есть эмоция, слабые – малый опыт, отсутствие опыта работы в процессах и процедурах и создание их. Сегодня пришел Вася, вот на Васю собираем денег, а то, что мы бросаем другие проекты… С моей точки зрения фонд должен работать так же, как любая другая организация, – с процессами, процедурами, целями, задачами. Вася приходит – безусловно, нужно помочь каждому, но это не должно сбивать фонд с вектора.

— Вы могли бы рассказать про самые успешные кейсы вашей работы с фондами?

— Мы с Димой Ямпольским — выходцы из «Веры», у Гора Нахапетяна значительно более глобальный опыт. Пример, который я приводил выше, про фандрайзинг «Веры» — от 60 млн до полумиллиарда – он очевиден. Мы привели в фонд профессионалов. Второе – мы разъяснили топ-менеджменту фонда, что такое процессы, мы отработали стратегию, миссию фонда, отработали каналы продаж. «Вера» раньше зависела от некоторого количества VIP-доноров, но такая зависимость – как игла, это очень неустойчивая система. Нужно, чтобы на одного донора не приходилось больше 7%, потому что сегодня он есть, завтра его нет. Необходимо развивать различные каналы фандрайзинга.

И еще мы правда все устали от благотворительных аукционов: в какой-то момент я уже просто не мог ходить в ГУМ и покупать очередную елку на рождественском аукционе – мне что их, солить, эти елки?

И принимают участие в таких аукционах одни и те же люди. Нужно искать новые опции и новые каналы фандрайзинга.

— Как вы выбираете людей в Попечительский совет своего фонда? По какому принципу?

— У нас довольно активная дискуссия внутри фонда, кто должен быть в Попсовете. Самое главное, что мы не хотим иметь в нем мертвых душ. Мы считаем, что это должны быть люди, которые помимо своего имени, готовы помочь ресурсами: у кого-то они финансовые, у кого-то медийные, но это явно люди, готовые активно вовлекаться и достаточную часть своего времени работать с нами.

— Какие функции поп.совета?

— Важно, чтобы человек не просто для галочки вписал в свое резюме, что он попечитель фонда. Для меня идеальными попечителями являются Чулпан Хаматова, Ингеборга Дапкунайте, Друбич Таня, Костя Хабенский, Ксения Раппопорт – этих людей искренне волнует фонд и они максимально вовлечены.

— В чем особенность российской благотворительности сейчас? Как бы вы описали некоммерческий сектор?

— Во-первых, процент вовлеченных людей. По данным исследования «Левады-центра» за 2013 год, только 8% россиян жертвуют деньги на благотворительности. Это мизер. Я считаю, что одна из важных миссий фонда «Друзья» – внести ценность доверия, расширить пирог, количество людей, которые участвуют и помогают. Этого можно добиться только одним способом: открытостью, ответственностью фондов за каждый потраченный рубль. Второе – безусловно, роль государства особенная в стране. Нам есть, к чему стремиться. Например, «Вера» — единственный медицинский фонд, у которого есть свой эндаунмент, целевой капитал, но мы сильно ограничены в финансовых инструментах, в которые можем инвестировать. В сегодняшних реалиях фонд не может зарабатывать. Мы с себя не снимаем ответственности, что это нужно отстроить.

— Какие главные достижения в нашем благотворительном секторе?

— Говорить про достижения – утопия. То, что делает Первый канал, – это важно. То, что шоу «Голос» фандрайзит для больших фондов, – это большой шаг. Это огромное подспорье. Правильный старт. Я знаю по фонду «Вера», какой был всплеск интереса, пожертвований, после продвижения, именно вдумчивого, на Первом канале. Если бы другие каналы к этой инициативе присоединились, было бы хорошо.

— По какому принципу отбирались первые фонды на платформе?

— Очень просто — фонд «Друзья», название говорит само за себя. Это дружеские нам фонды, в судьбе которых мы трое принимали то или иное участие. Это те фонды, которые больше двух лет назад поехали с нами на форсайт-сессию в Армению, где мы несколько дней подряд, работая в группах, вырабатывали идеологию фонда «Друзья», возможные формы и опции его существования. Мы меньше всего хотели сделать то, что индустрии не нужно, так что мы попросили наших друзей нам помочь. Результаты работы в тех группах легли в основу программы фонда «Друзья».

— Как бы вы сформулировали секреты успешной работы фонда?

— Я не люблю задачи, когда в две фразы нужно сформулировать что-то важное. Короткие ответы часто звучат глупо и поверхностно. Я бы ответил так: очень важно не забывать, что помимо программ фонда, его подопечных, есть команда фонда. Рубль, вложенный в команду фонда, принесет потом тысячу рублей. Я верю в Human capital и что человек – основной драйвер. Больше сил и энергии инвестировать в людей.

— Что общего между бизнесом и благотворительностью? Как менялась благотворительность в России?

— Цель. У бизнеса цель – влияние. Когда я, как финансист, смотрю на компании, в которые инвестировать, и вижу цель – зарабатывать деньги, я отказываюсь. Я не верю, что бизнес, цель которого – заработать деньги, может быть по-настоящему успешен. Я считаю, что только когда цель бизнеса – изменить индустрию, улучшить, принести новое даст финансовую отдачу потом. Так же в благотворительности. Самое важное – влияние, сила воздействия. Я не верю в фонды, которые ходят и просят деньги. Я верю в фонд, который зарабатывает: он может зарабатывать, работая с корпоративными донорами, кому-то давая правильный пиар, кому-то помогая работать с сотрудниками, кому-то очищая карму. Но это не «дай, дай, дай».

— Какие бизнес-практики стоит внедрить и наоборот, чему благотворительность учит бизнес?

— Все бизнес-практики. В фонде «Вера» все бизнес-процессы взяты из корпоративного мира. Так же в фонде «Подари жизнь». Есть бюджетирование, освоение бюджета, есть kpi, есть ответственные, есть project-management. Одной эмоции мало.

— Какие общемировые тренды развития благотворительности? Следите ли вы за западными практиками? Что интересного должно прийти еще в Россию? 

— По миру гораздо больше, чем у нас, развито комьюнити благотворительности. У нас есть успешные федеральные фонды, но небольших успешных комьюнити-фондов практически нет. Если, например, посмотреть на хосписное движение, потому что оно мне лучше знакомо. В Оксфорде хоспис финансируется полностью сообществом города. Нет федеральных денег. Этого почти нет в России. Второе – новые каналы фандрайзинга, в основном цифровые: добавление пяти центов к счету и пр. Это будет развиваться.