Юлия Вешникова. Фото предоставлено пресс-службой

— Школа «Новая школа», которую учредил фонд «ДАР», открыла свои двери в прошлом году, ваши ученики учатся уже второй год. Какие у вас впечатления? Что из того, что вы планировали, удалось, что сложилось чуть иначе, чем вы думали? Фонд ведь больше 10 лет шел к тому, чтобы открыть свою школу.

— Год – это еще пока не показатель, конечно. Потому что, вообще, показатель школьного проекта, в моей картине мира, — это 15 лет. Кроме того, детей в школу мы набирали с первого по восьмой класс, но наша работа в чистом виде — это только первый класс. Дети, которые пришли в первый класс в прошлом году, — это и есть те дети, на которых будет виден результат только нашей работы. Потому что все остальные так или иначе уже находились под влиянием других школ. Дальше мы отсчитываем 11 лет, к ним прибавляем плюс-минус пять последующего образованияи смотрим, что у нас получилось на выходе. Вот наш результат. Даже не выпускник. А в идеале – это еще плюс десять лет, когда они состоялись как личности, как профессионалы и так далее. Но, тем не менее, через эти 15 будет понятно, вернулись ли к нам выпускники.

— Как родители с уже собственными детьми?

— Нет, даже в более широком плане. У нас задуман клуб выпускников. Мы создаем вокруг школы сообщество педагогов, родителей и детей, чтобы у выпускников была возможность общаться, обращаться друг к другу даже 15 лет спустя. Это тоже важная часть учебы, настоящее подспорье в жизни.

Когда ты понимаешь, что ты не один и что люди, которые тебя окружают, — с тобой на одной платформе ценностной. Это самое важное, что может быть.

Понятно, что гарантий никто не дает. Как писал Стив Джобс: «Мы не учим людей быть порядочными, мы нанимаем порядочных людей», гарантий таких нет, что нам удастся всех, 100% всех наших выпускников вырастить порядочными людьми. Но когда задается вектор такой, как цель, безусловно, шансов больше. Ведь по вселенским законам, где внимание, там и энергия. Соответственно, вот у нас на это есть внимание. Как и на ряд других вещей. Для нас вот это важно.

— Вы долго шли к тому, чтобы открыть свою школу?

— Проект готовился 12 лет, а, по сути даже 13, потому что фонду на момент открытия было 12, но еще год до этого мы с Никитой Анатольевичем Мишиным, учредителем фонда, эту идею разрабатывали. Школа готовилась очень долго, последовательно, с пилотным проектом. Поэтому то, что к нам придут, что есть запрос у образовательной аудитории, сомнений не было ни у кого.

— Cейчас в Новую школу очень сложно попасть, даже в первый класс очень большой конкурс, несмотря на то, что школа — платная. Вы предполагали что так будет? 

— Мы думали совершенно о другом, у нас задачи очень высокого плана, а это по сути побочный результат – в видевысокого конкурса, большого внимания аудитории. Безусловно, нам приятно, но это не было нашей целью. Для коммерческого проекта это был бы вау-эффект.

Но наш проект – некоммерческий, мы две трети доплачиваем за родителей, то есть это благотворительная составляющая. Поэтому для нас важен не приток аудитории, а важна созвучность учеников. Именно поэтому получается и ажиотаж.

У нас есть определенные правила поступления, для нас они принципиальны и важны. Не потому, что мы вредные. А потому что есть объективная реальность. Когда у тебя есть 16 мест, на них приходит 100 человек – образуется конкурс. У нас заранее были придуманы правила игры – чего мы хотим, по каким правилам к нам заходят люди. И для нас, например, очень принципиально, что сюда можно зайти, только пройдя все эти этапы и получив системное решение. Это не решение одного конкретного лица, и возможности обойти эту систему нет. «Своими» мы могли бы три раза эту школу заполнить. И даже среди «своих» нам бы пришлось делать конкурс. Но задача была другая – делать не школу для своих, а площадку, созвучную по ценностям. Для нас важно единомыслие. Единомыслие в смысле воспитательных процессов, например. И это не блажь, потому что если дома у ребенка один набор ценностей, транслируемый родителями, а в школе другой, у ребенка возникает когнитивный диссонанс. Естественным образом. А это неправильно. Потому что для ребенка родители – значимые взрослые, но и школа, в которую он приходит, тоже начинает влиять. Неслучайно у нас символ – спираль Фибоначчи. И если ты хочешь что-то вырастить, ты должен с себя начать, поэтому у нас все начинается с самого-самого верха – с учредителей, с администрации, с педагогов, а дальше уже и родители, и дети.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

— Что нужно, чтобы попасть в вашу школу?

— У нас совершенно прозрачная система поступления, в ней несколько этапов, и ни на одном этапе ее нельзя обойти. Условно говоря, даже я не могу пойти и кого-то просто так взять в школу, нет никакого особого списка. Дети многих моих друзей не смогли поступить. И я ничего не могу сделать. Никто не может. В противном случае это не будет работать. Для нас очень важно, чтобы у всех были равные шансы. У нас есть тестирование для детей и собеседование с родителями, для первого класса это психологические тестирования в игровом формате. Причем мы видим, что даже сами попытки поступить в школу уже развивают. Я знаю семьи, которые хотят поступить к нам, где дети и родители начинают ходить к психологу. И это тоже ценно. Получается, что наша площадка помогает даже тем, кто сюда не попал. Им, может, сюда уже и не надо, мы уже свою роль сыграли. Они уже пошли по своему пути.

— Каким был первый год работы?

— Он был очень мощный по скорости, потому что здание мы приобрели в конце ноября 2016-го, и через девять месяцев сюда пришли первые ученики.

Когда мы получили здание, здесь были просто стены и бетон. И все, что сделано, мы успели за девять месяцев, в том числе набрали c нуля команду.

С пилотного проекта в 261 школе мы не взяли ни одного человека, это была моя принципиальная позиция. Проект длился шесть лет, он был очень сложный. И я настолько благодарна всем людям, которые в нем участвовали, что мы это вытянули, добились нужного результата, что не хотелось обидеть коллег своим новым выбором. В итоге за девять месяцев на работу мы взяли 150 человек. То, что школа открылась в сентябре 2017 года, — результат невероятной, колоссальной работы, которую без божьей помощи не сделать, – я серьезно говорю. Сейчас, например, мне нужно поменять одну дверь – и я ее жду уже недели четыре, доставку задерживают. Причем те же люди, кто нам делал остальные двери. Если бы такое происходило, когда мы запускались, мы бы просто не открылись. Прошлый год был стартовым, скоростным, классическим таким стартапом, несмотря на всю подготовку до этого. А этот год задуман как год выстраивания, отлаживания работы структур, выстраивания того, что не достроено и объединения всей школы, потому что в этом году она, по сути, удвоилась. У нас теперь чуть больше 200 человек сотрудников и почти 500детей.

— Вы много говорите про ценности, как можно сформулировать ценности самой Новой школы?

— Если совсем в двух словах, то это люди и смыслы. А если это все разворачивать, то, во-первых, для нас очень важно задавать себе вопрос «Зачем?». Это такая простая помощь, которая позволяет, например, не делать ненужных дел или понимать истинную мотивацию своего движения и движения вокруг. Если говорить про людей, то мы — площадка для обучения всех, площадка для развития не только для детей, но и взрослых, и педагогов, и управленцев. Для меня в частности, это постоянный рост. На этой площадке есть все инструменты, с помощью которых можно менять свою реальность и себя. А для ребенка, прежде всего, это набор инструментов, который позволяет выйти на свой путь.

Тринадцать лет назад про счастье еще вообще не говорили. А сейчас тема счастья становится чуть ли не на государственном уровне обсуждаемой. Люди стали больше думать про счастье, а не про успех. И для нас это важно.

Поэтому еще один из принципов школы – прозрачность и открытость всем. Потому что, с моей точки зрения, только так в школу может прийти жизнь.

— Сейчас многие эксперты говорят про кризис образования, про то, что школьная система в ее нынешнем виде устарела. Как вы оцениваете состояние российского образования?

— Мне кажется, это вопрос не к российскому образованию. Это вопрос в целом к системе образования – планетарной, если хотите. По одной простой причине: школа как институт на сегодняшний момент сильно устарела. И то, что мы делаем здесь, это – подчеркиваю – лишь попытка. Мы не знаем, чем она закончится. В худшем случае у нас будет просто хорошая школа. А в лучшем — у нас появится набор решений, который мы как раз предлагаем и нашей стране, и миру в целом.

Потому что сейчас по всему миру идет поиск. Вот даже у нас в школе нет звонков, нет отметок, но все равно есть хождение в школу и есть уроки. Но у всего мира есть потребность изменить школу. Потому что как только появился интернет, он в целом изменил вообще все. И школу в частности.

А сама школа в целом не поменялась – пока не поменялась. Потому что умные доски, проекторы, экраны – это лишь мелочи, но не изменение системы. А система точно изменится. Опять же, тринадцать лет назад, когда мы говорили об отмене классно-урочной системы, это звучало либо революционно, либо как безумие. Сейчас все больше об этом говорят, причем не только в России – во всем мире об этом больше говорят. И уже наконец стали выходить из кабинетов, потому что урок может быть не только в кабинете. А на самом деле урока может не быть – вот что важно. То есть ты можешь учиться всегда.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

— Lifetime learning?

— Абсолютно. На самом деле, мы все чему-то учимся все время. И, с моей точки зрения, детей нужно учить выбирать инструменты и пользоваться ими. Потому что им нужно выставлять мышление и нужно давать различные навыки, без которых уже и в настоящем, а уж что говорить – в будущем просто невозможно будет выживать. Вот у нас даже на стене в школе написано: «Лучшее, что можем мы дать как родители – это научить детей обходиться без себя». И это не страшно, это нормально. Так заложено в человеческой природе. Мы хотим, чтоб наш детеныш без нас не пропал. Мы хотим его этому научить. А чему – этому – непонятно, и большинство родителей – особенно из благополучных семей – делают все наоборот. То есть они за него решают, они ему ботиночки завязывают, уроки за него делают. Ну хорошо, с ним. Они планируют его жизнь, его расписание. А потом удивляются, что лет в 17-18 он ничего не хочет и сидит все время в телефоне.

Нам, как родителям, важно сделать так, чтобы в какой-то момент выдохнуть и с гордостью понять, что наш ребенок умеет принимать решения, что он движется в своем направлении. И это направление — не ЕГЭ сдать и не выбрать профессию в 15 лет, а выбрать интерес, свое дело, понять, куда идти.

Нас периодически приглашают в Сколково, там в частности идет обсуждение различных тем, связанных с образованием будущего, — и никто не знает, какие будут профессии. Некоторых профессий, которые есть сейчас, просто в природе не было еще 10 лет назад. И никто не знает, какие будут появляться дальше. Поэтому не надо учить профессиям, нужно развивать определенные качестваличности, которые помогут выжить в любой ситуации.

— Какие это качества?

— Это мультизадачность, это умение переключаться с одного вида деятельности на другую, это умение коммуницировать, это человечность, потому что именно она будет отличать нас от роботов, а сюда входитикреативность, ведь роботы не умеют создавать, они умеют исполнять, а создавать никогда не научатся. Потому что это свойство человеческой природы. У нас в школе очень много заточено на работу руками, потому что как раз пробуждает креативность, идеи. Очень много профессии в ближайшие 20-30 лет просто отомрет. И… что будут делать люди? Они должны научиться делать то, что им позволит оставаться людьми всю их жизнь. Независимо от того, как будет меняться пространство. И это еще и воспитание, разумеется, человеческих качеств – отношение к себе и другим, к природе, состраданиеи многое другое.

— К вам столько людей не может поступить из-за высокого конкурса. Есть шанс, что появится еще одна Новая школа? Или филиал?

— Да, такие планы есть. Но это не филиалы – это будет просто еще одна Новая школа. В прошлом году было порядка десяти предложений от разных девелоперских и прочих организаций, которые предлагали сделать школу в каком-нибудь еще районе Москвы. И эту площадку мы задумывали как тиражируемое, масштабируемое решение. Мы очень открыты и рады делиться своим опытом. И как раз наша задача текущего года – отстраивание образовательной и управленческой системы, обучение людей. У нас есть курсы для тьюторов, есть курсы и тренинги для учителей на разных кафедрах школы. И таким образом, мы в том числе видим новых интересных людей, с которым, возможно, получится сотрудничество в будущем. Я глубоко убеждена, что, если сам человек готов научиться, то есть у него открыто внутреннее желание, то можно научиться чему угодно.

— Какие еще проекты остались у фонда «ДАР» после открытия Новой школы?

— С самого начала появления фонда мы всем говорили, и в программе фонда записано, что нашей основной целью было создание этой школы. Поэтому большая часть проектов была временной, мы так и планировали. Мы изучали все проекты, которые поддерживали, смотрели их жизнеспособность. Для нас очень важно было не подсаживать на иглу благотворительности. Учить ловить рыбу, а не кормить их. И так мы давали старт очень многим проектам. Например, математические гранты, которые мы начинали, сейчас финансирует государство.

Те проекты, которые мы продолжаем поддерживать, — это, как правило, православные учебные заведения, которым крайне сложно, особенно в нынешних условиях, собирать средства. Сейчас у нас осталось несколько проектов в Москве, Нижнем Новгороде, школа в Николо-Сольбинском монастыре в Ярославской области, приют для мальчиков в Саввино-Сторожевском монастыре. Кроме того, у нас есть грант народным учителям, который мы учредили по инициативе  Леонида Исидоровича Мильграма, большого друга фонда.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

— Как устроена работа фонда, какие у вас долгосрочные планы? Ведь сейчас он существует на деньги одного конкретного человека. Как фонд будет сохранять устойчивость в будущем?

— Обычно работа строится иначе: открывается школа, и при ней делается фонд. У нас обратное действие: мы создали фонд, и фонд учредил школу. Таких примеров больше нет. И по сути фонд – это эндаумент школы, его мы планируем развивать. Кроме того, мы активно развиваем дополнительное образование для детей и взрослых. И за счет курсов во второй половине дня мы должны выйти на самокормление. Эта площадка очень дорогая. Поэтому мы сейчас занимаемся, с одной стороны, оптимизацией расходов. С другой стороны, развиваем коммерческую, но доступную составляющую – это очень важно.

И нам очень важно оставить стоимость образования в целом такой, не запредельной, чтобы максимальное количество людей могло комфортно в этом участвовать. Мы же всем говорим, что они в партнерских с нами отношениях – это так и есть.

Потому что родители принесли свои деньги, и фонд тоже туда вложил свои деньги. Мы партнеры по воспитанию и выращиванию их детей. Кроме того, при школе сейчас создается свой финансовый инструмент, который рассчитан на выпускников и не только. Но тут тоже есть свои тонкости. Поскольку мы делаем систему поступления и обучения максимально объективной, то не хотим брать деньги у родителей, если ребенок еще учится. Для нас это некорректная ситуация, хотя многие предлагают. А вот если ребенок уже закончил школу – пожалуйста. Чистота эксперимента состоит в том, что, если кто-то на самом деле хочет школе просто помочь – то может это сделать после окончания учебы. Но зато у нас есть тема благотворительных ярмарок. И в этом году мы собирали средства для Центра лечебной педагогики и также, руководствуясь опытом зарубежных коллег, на внутришкольный проект, который выбирали общим голосованием дети, родители и педагоги. В этом году для ЦЛП мы собрали более 549 тысяч рублей, а 1 млн 797 тысяч рублей пойдут на внутришкольный проект — обустройство уединенных мест для работы и занятий.

— У вас еще есть стипендиальная программа. Она полностью благотворительная?

— Да, 20% учеников могут получать стипендии –это для детей из малоимущих семей, тех, кто не может платить за образование. Однако сложная финансовая ситуацияможет коснуться любого человека. И в этом смысле наличие фонда у школы означает буквально следующее: родители могут быть спокойны, если вдруг что-то происходит, не оставим их. Люди в сложной ситуации могут чувствовать себя защищенными. И это еще один уровень Новой школы.

Я вам про школу как про матрешку рассказываю: здесь все важно, все уровни. Важна безопасность – с точки зрения открытости и доверия: между учителями, тьюторами, родителями. И это и есть ощущение защищенности, что ты не получишь по лбу за то, что ты сделал ошибку, а ты получишь поддержку с корректировкой. Это не значит, что мы всех гладим по голове. Нет.

Но это про взрослую поддержку, когда мы все  можем сделать ошибку, и очень важно, чтоб нас в этом случае поддержали – не сделали вид, что ошибки не произошло, а да, сказали: «Есть ошибка, мы будем решать эту ситуацию, но мы тебя поддерживаем». И это касается ситуации, если родители остались без возможности платить за обучение. Они получают нашу поддержку. Таким образом они понимают, что они защищены, учась в частной школе!Задумана тема поддержки выпускников, когда они друг друга смогут поддерживать. И тогда появляется важное ощущение, что ты не один. Точно так же устроена команда школы.

— Вы говорите про самокормление, но наверное, возможностей по возврату инвестиций нет?

— Конечно, это слишком большие средства, они практически невозвратные. Затраты фонда на старт Новой школы составили более полутора миллиардов рублей.

— Сейчас многие бизнесмены вкладываются в образование. Это некий тренд, как вам кажется, что бизнесмены пришли в образование, вкладывают большие средства, готовы поддерживать, считают это приоритетной и важной вещью?

— Я думаю, что образование – это такой естественный путь по той причине, что это формирование мышления. Есть важные темы для любого государства – образование, медицина, — это человеческий ресурс. Потому что люди должны быть образованы и здоровы. Тогда у государства будет все хорошо. И да, когда у людей образуются большие средства, многие начинают задумываться о большом, о серьезном. Если говорить конкретно о проектах фонда, то наша задача — именно поддержка государства.

То есть это благотворительность в чистом виде, это не меценатский проект, и никакие у нас средства не возвратны. За 13 лет существования фонда мы реализовали более 200 проектов разного масштаба на общую сумму более 2 миллиардов рублей.

Почему я умышленно не использую слово «вложены», потому что тогда срабатывает стандартный смысловой ряд: если вложены – значит, вернутся. Да, они вернутся. Но они вернутся государству в виде результатов, а не в виде финансов обратно в компанию. Благотворительные средства не вкладывают – их отдают. И мы видим прекрасные результаты в разных уголках страны, там, где есть эти проекты.

Вот вы меня спрашивали про российское образование. А я могу сказать, что я патриот, мне очень важно, чтобы в нашей стране качество образования росло. Как в «Маленьком принце»: проснулся – сначала убери свою планету, а потом уже думай про космос. И мне кажется, что каждый человек должен стараться сделать так, чтобы улучшить пространство вокруг.