В январе 2019 года Благотворительный фонд Владимира Потанина запустил новый проект – Центр развития филантропии. О том, чем будет заниматься Центр и что меняют инфраструктурные проекты, рассказывает директор Центра Роман Склоцкий.

Роман Склоцкий

— Почему именно сейчас фонд решил создать такой центр?

— Это результат внутренней работы фонда по оценке собственной деятельности. Отражение позиции, которая предполагает постоянную рефлексию – что мы делаем, насколько мы в этом эффективны, что можно сделать по-другому, как мы влияем на наших грантополучателей.

Фонд всегда уделял большое внимание исследованиям, а сейчас эта функция выделена в отдельное направление – с принятием новой стратегии фонда она приобрела еще более яркий акцент. И мы стремимся быть лидерами и в сфере изучения благотворительной деятельности, охотно делимся наработками, результатами исследований.

С другой стороны, благотворительность в стране активно развивается. С момента основания Благотворительный фонд Владимира Потанина принимает в ней активное участие. Появляются новые тренды, новые игроки, перед сектором встают новые вызовы, задачи, и для того, чтобы найти эффективные способы их решения, необходимо не замыкаться в себе, а быть открытыми к свежим знаниям, лучшим практикам, инновационным идеям.

Центр задуман как интеллектуальный хаб, который будет создавать, аккумулировать и распространять знания для профессионалов отрасли. Наконец, интересно посмотреть, какое место занимает Россия в глобальном филантропическом контексте, насколько мы в него интегрированы и какие есть перспективы.

— Какое это место, на ваш взгляд?

— Несмотря на то, что история благотворительности в России достаточно молодая, нам есть что показать миру – мы можем не только учиться, но и учить. За счет того, ресурсы ограничены, а проблем много, мы делаем инновационные вещи, о которых стоит говорить.

— Например, о чем?

Если взять проекты, поддержанные Фондом Потанина, это «Коломенская пастила». Проект, который состоялся во многом при поддержке фонда – теперь всем известный бренд. Или уникальный кейс деревни Сеп в Удмуртии, выросший из инициативы местных жителей. Фонд Потанина поддержал создание центров знаний по целевым капиталам – сейчас их уже пять в разных регионах страны. Если посмотреть шире, то это развитие системы долговременного ухода, где фонд «Старость в радость» выступает как идеолог и методолог. Трансформация системы паллиативной помощи благодаря фонду «Вера». Все эти проекты действительно инновационные.

«Нам важно показать, что сектор не скучный»: Наталья Каминарская о Благосфере

— А как именно вы будете представлять эти проекты на Западе?

— Через участие в международных конференциях, публикации на западных ресурсах, через программы профессионального обмена. Мы активно сотрудничаем с WINGS, EuropeanFoundationCenterи многими другими организациями, которые двигают глобальную индустрию. Нам бы хотелось, чтобы Россия действительно стала активным участником глобального диалога в филантропии. Пока же в международных исследованиях и аналитических отчетах вместо данных по России очень часто можно увидеть большое белое пятно. Очевидно, что подобные изменения не происходят за одну ночь. Необходимо создание среды и условий для обмена знаниями, профессионального диалога, взаимного обогащения, развития партнерств. И этим мы тоже будем заниматься.

— Какие главные задачи и цели у Центра?

— Глобальная цель – содействовать дальнейшему повышению доверия общества к благотворительности. Мы убеждены, что распространение знаний – это эффективный инструмент, который всегда способствовал избавлению от стереотипов и предрассудков. В основе будет подход фонда к сотрудничеству с лидерами. Мы стремимся поддерживать ведущих практиков, исследователей, новаторов, которые играют ключевую роль в создании долгосрочных, устойчивых изменений и станут транслировать приобретенные знания дальше.

Центр – это площадка для обмена знаниями, открытого диалога. Нам важно получать от сектора обратную связь, слышать запрос и потребности тех людей, которые стоят ногами на земле и делают реальную работу.

— C чего вы собираетесь начать работу?

— Впервый год работы мы сфокусируемся на ключевых направлениях: исследования, распространение передовых знаний, обмен опытом. Один проект уже стартовал, он связан с большими данными в филантропии: попытаемся понять, как их можно использовать в некоммерческом секторе, что нового можно выяснить с их помощью. Например, проанализировать формы присутствия НКО онлайн, изучить сообщества, которые формируются вокруг них, механизмы взаимодействия и влияния внутри этих сообществ и т.д.

Первые результаты исследования по фондам целевого капитала мы представили на форуме по эндаументам.

Мы собираемся приглашать зарубежных и российских исследователей для изучения какой-либо темы (то, что по-английски называется fellows). Итогом должен стать конкретный продукт – статья, монография, доклад. Мы видим здесь потенциальный мультипликативный эффект для распространения знаний о филантропии в России и за рубежом, потому что это будут ведущие специалисты, имеющие определенный авторитет в международном сообществе.

Кроме того, центр станет информационным ресурсом для отрасли, где будут публиковаться важные материалы о филантропии и работе НКО. Центр будет переводить и распространять передовые зарубежные материалы: практические руководства, обзоры, возможно, отдельные статьи – все, что, на наш взгляд, сможет дать импульс для размышлений, дискуссий и поможет профессионалам сектора. Таким образом откроем доступ к полезному международному контенту тем, кто испытывает трудности из-за языкового барьера.

Планируется серия открытых семинаров центра, первые пройдут уже летом.

Думаем об обменной программе для профессионалов некоммерческого сектора. Я знаю по себе, что подобные программы могут кардинально изменить профессиональную траекторию и открыть новые горизонты.

Также мы уже начали изучать инфраструктуру российского благотворительного сектора. Это важная тема, и одна из проблемных зон в развитии сектора. Инфраструктурные проекты постепенно появляются, но, конечно, их должно быть больше, они должны работать эффективнее и формировать экосистему поддержки отрасли.

Мы видим потенциал в партнерстве между инфраструктурными организациями. Пока что ситуация такая: все знают друг друга, но системной совместной работы между ними почти нет.

Из деревни – в мировое кафе: в Москве прошел форум местной филантропии

— Что входит в инфраструктуру благотворительности?

— Это все, что поддерживает сектор в развитии: академические институты, грантодатели, сервис-провайдеры, ассоциации, центры знаний и различные онлайн-платформы, например, краудфандинговые площадки или ресурсы, где аккумулируются данные и знания. Государство тоже, безусловно, является частью инфраструктуры, поскольку оно на уровне законов способствует формированию условий для развития индустрии.

— А самим российским НКО нужна инфраструктура?

— Если спросить сами НКО, предполагаю, процентов восемьдесят скажут, что им нужен фандрайзинг. Но ведь важно формировать спрос на инфраструктуру.

Это не только офис и работающий компьютер, но еще и профессиональные инструменты, команда, доступ к исследованиям. Не все понимают, что это тоже инфраструктура. Одна из задач инфраструктурных игроков – рассказать об этом, показать возможности. И нам всем важно договориться друг с другом, чтобы лучше распределять ресурсы и быть полезнее.

— До центра вы работали с Рубеном Варданяном и в компании Philin. Какой это был опыт?

— Это был очень ценный опыт работы с визионером и стратегом, работа в мультикультурной среде, открытой для новых идей, для творчества, в очень профессиональной команде. Я понял для себя, что можно и нужно планировать надолго вперед, изменился горизонт планирования. И безусловно, это постоянное стремление видеть перспективу, мыслить глобально, а также настрой, который всегда исходит от Рубена, что нет ничего невозможного. Это вдохновляет.

Что касается Philin, это тоже интереснейший опыт: насколько мне известно, аналогов подобных инициатив в мире нет, мы развивали уникальный и нужный для отрасли проект. Ценная часть работы в Philin– ежедневное общение с самыми разными НКО – начинающими, продвинутыми, частными, корпоративными, начинающими филантропами. Было интересно понять, что происходит внутри сектора – не на уровне исследований, а на собственном практическом опыте.

— Как вы оцениваете то, что происходит сейчас в НКО?

— У многих НКО виден разрыв между операционной деятельностью и стратегией. С одной стороны, всем необходимо решать текущие задачи, а с другой – все же важно думать о стратегии и будущем. Мало организаций думают на перспективу, часто вынуждены заниматься рутиной. Конечно, процесс идет, многие уже переходят от адресной к системной помощи: это всем известные примеры фондов «Вера», «Старость в радость», «Дети-бабочки», Благотворительный фонд Константина Хабенского.

И это вопрос профессионализации сектора: к системной помощи можно прийти быстрее – при поддержке извне, при правильной инфраструктуре, необходимых знаниях. Одна из задач центра – поддержать сектор в развитии через знания, лучшие практики, которые помогут быть эффективнее. Многие работают поодиночке и не видят всей картины – с кем можно консолидироваться, какие ресурсы объединить, что можно сделать по-другому. Возможно, где-то имеет смысл объединить не только усилия, но даже организации.

Пора начинать думать о своей деятельности с точки зрения вклада в системные изменения, большинство мыслят пока немедленными результатами. И это нормально, это определенный путь, который нужно пройти, но это вызов для сектора.

Среди НКО я вижу большой запрос на профессиональные кадры. Особенно если говорить про нетипичные для сектора навыки – финансистов, маркетологов, специалистов по коммуникациям. У некоторых фондов есть потребность в наращивании управленческих компетенций. Я вижу будущее в подготовке специалистов для НКО на уровне вузов. Нужно готовить кадровый резерв.

И, конечно, НКО по-прежнему сложно привлекать деньги на свое развитие. Кстати, проблема финансовой устойчивости благотворительных организаций – тоже одна из ключевых.

Оксана Орачева: «Поддерживая сильных, мы расширяем круг тех, кто помогает слабым»

— Есть ощущение большого перекоса в сторону фандрайзинговых фондов, собирающих средства на лечение детей. Это нормально? В мире ситуация такая же, или там поддержка общества распределяется более равномерно по разным категориям?

— Да, перекос есть, но будет не совсем справедливо говорить, что все жертвуют только на детей. Если взять, к примеру, корпоративную благотворительность, то помимо больных детей приоритетное место занимают и молодежь, и взрослые, и пожилые люди. По направлениям деятельности тоже есть крупные проекты в области образования, спорта, здравоохранения, экологии. Частные фонды нередко занимаются поддержкой науки, искусства, культуры. Индивидуальные пожертвования действительно направляются в первую очередь на помощь детям, церкви и бедным. В ситуациях, связанных с какими-то катастрофами, трагедиями, население тоже мобилизуется и участвует достаточно быстро и охотно.

Во многих странах мира на одном из первых мест стоят религиозные пожертвования, если говорить о массовых пожертвованиях. Эта такая устойчивая привычка, которая имеет в своей основе религиозный подтекст. И отсюда идет желание помогать тем, кому помощь нужна в первую очередь. Но, например, в Нидерландах на втором месте стоят пожертвования на здравоохранение, медицинские исследования и больницы. А в Германии или Бельгии на одном из первых мест – международная гуманитарная помощь за пределами своей страны. Все индивидуально.

У нас тоже есть организации, которые вполне успешно собирают или начинают собирать частные пожертвования на такие сложные темы, как бездомные люди или даже научные исследования. Всему свое время. Безусловно, и сектор, и сознание доноров, и подходы организаций будут меняться.

— Готово ли российское общество в целом, бизнес, власти принять идею о том, что филантропия – это не просто сбор денег на конкретные цели, но и создание определенной социальной среды. Собирается ли Центр работать в этом направлении?

— Ответ на этот вопрос можно частично найти в проекте Концепции содействия развитию благотворительной деятельности в России до 2025 года, который недавно был вынесен на открытое обсуждение профессионального сообщества. В качестве приоритетов там обозначены, среди прочего, содействие развитию институтов благотворительности, информационная поддержка благотворительности, развитие международной деятельности. Это созвучно тому, чем занимается Фонд Потанина.

Что касается общества, я бы не был к нему чересчур требователен. Если посмотреть на динамику массовых пожертвований – она позитивная. А формирование ответственной донорской позиции – это действительно комплексная, долгая, кропотливая работа. Безусловно, нужно продвигать практики и кейсы, которые помогают системно подойти и к этой задаче. Но объять необъятное невозможно. Центр все-таки ориентирован на профессионалов сектора, на то, чтобы открыть больше возможностей лидерам сектора по разным направлениям. В том числе, это могут быть люди, которые работают в коммуникационной сфере, с широкой аудиторией.

— НКО ассоциируются с невысоким уровнем оплаты труда. Наверное, это тоже мешает привлечению специалистов и развитию сектора?

— Насколько я вижу, у людей уже формируется понимание того, что работа в благотворительных фондах должна оплачиваться. И если брать определенный срез благотворительных фондов, там вполне может быть достойный уровень оплаты труда. Понятно, что их пока не очень много, но хочется верить, что ситуация будет меняться. Конечно, НКО всегда приходится воевать за хороших профессионалов и каким-то образом компенсировать, может быть, не всегда достаточную финансовую составляющую через ценностные вещи, немонетарные стимулы.

«Мы все обязаны мыслить глобально»: Генри Тиммс и Аша Курран о новой власти и филантропии

— Как изменились подходы к филантропии в мире и в России за последние годы?

— Есть три важных элемента, вокруг которых все происходит, и всегда будет происходить – власть (как влияние), знания и доверие. На Западе мы видим новое поколение молодых, успешных, продвинутых филантропов, которые за счет больших финансовых вливаний, по сути, трансформируют отрасль и могут серьезно повлиять на традиционные формы благотворительности, отдавая предпочтение инновационным подходам.

В то же время невероятными темпами растет объем знаний и данных. И возникает вопрос, что с ними будет происходить завтра, помогут ли они улучшить сектор? Как найти правильный баланс между сухими, но доказательными данными и эмоциональным вовлечением жертвователей?

И, наконец, центральный элемент – доверие общества к благотворительности. Оно нуждается в усилении через прозрачность, надежность, профессионализм и соответствие заявляемым ценностям на практике. Например, технологизация и диджитализация филантропии может оказывать как позитивное, так и негативное влияние на доверие. А новые модели социальной деятельности, размывающие границы между благотворительностью и бизнесом, могут серьезно изменить статус-кво традиционных благотворительных организаций.

— В Фонде Потанина часто используют термин «филантропия», а не «благотворительность». Вы сознательно дистанцируетесь от «благотворительности»?

— Мы не дистанцируемся от благотворительности, это законодательно закрепленное понятие. Но термин «филантропия» лучше подходит для описания стратегических, долгосрочных инициатив, нацеленных на создание устойчивых изменений. Адресная помощь, которая у большинства населения ассоциируется с благотворительностью, важна для решения конкретных текущих срочных задач. Но для того, чтобы их не возникало, нужны другие механизмы и подходы к решению социальных проблем. Филантропия помогает на ментальном уровне думать не про адресную помощь, а про системные изменения.