«Чтобы мама не сказала, что сама виновата, чтобы полицейские не промолчали»: Анна Ривина о работе центра «Насилию.нет»


Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Благотворительным фондом развития филантропии, либо касается деятельности иностранного агента Благотворительного фонда развития филантропии

Анна Ривина создала проект «Насилию.нет» в 2015 году — после того, как узнала историю журналистки Анны Жавнерович и поняла, что в рунете мало информации о домашнем насилии: что это такое, куда обращаться за помощью и как защитить свои права. В 2019 году на Земляном валу начало работу открытое пространство Центра по работе с проблемой насилия (в ближайшие месяцы планируется переезд в новое, более просторное помещение).

За пять лет Анне удалось создать, как она сама это называет, «систему, которая помогает адресно». В интервью «Филантропу» директор «Насилию.нет» (НКО включена в список «иностранных агентов», мы сообщаем об этом, следуя новым требованиям — в соответствии с п. 6 ст. 10 ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации») рассказала о том, как работает эта система, что удалось изменить и что еще нужно поменять.

 

 — Почему именно история журналистки Анны Жавнерович стала отправной точкой?

История Анны меня возмутила больше всего не тем, что ее лицо было превращено в кошмар, а тем, что полицейские ничего не делали, а в суде ее бойфренда амнистировали в честь годовщины победы в Великой Отечественной войне. Сейчас, занимаясь проблемой столько лет, я точно могу сказать, что домашнее насилие существует везде, во всех странах, какой бы ни был уровень защиты прав человека. Люди всегда друг друга убивали, насиловали, обманывали. Так будет. Но именно вопрос реакции на это, вопрос масштабов — это нас отличает от цивилизованного мира, где эта проблема признана. Меня возмутило именно то, что ей пришлось потратить так много сил, со всех сторон получать упреки, что она сама во всем этом виновата. Это говорили и мои знакомые, в том числе, которые так или иначе знали ситуацию изнутри. Конечно, нет понимания, что это нарушение прав человека. Нет понимания, как Ане было трудно пройти весь этот путь. И сейчас недостаточно голосов, и сейчас многие молчат, но тогда лично для меня это был единственный луч света во всем этом царстве. Если бы Ане тогда не хватило смелости рассказать все это, я, возможно, никогда бы не создала систему, которая на сегодняшний день помогает тысячам женщин. 

— Вы герой деловой прессы: в 2019 году вошли в «Двадцатку молодых и перспективных» по версии РБК, а недавно – в рейтинг Forbes «30 до 30»

Когда меня спрашивают, что мне это дало — ничего, кроме того, что это действительно приятно. Когда, например, меня Levi’s выбрал лицом международной кампании I shape my world, эмоций было намного больше.

 — Как так получилось?

— Ко мне добавилась в друзья бренд-менеджер Levi’s Саша Ларина. Я решила написать: «Здравствуйте, вы из Levi’s? Давайте сделаем какую-нибудь большую кампанию по информированию, куда обращаться за помощью». А они предложили мою кандидатуру для глобальной кампании, посвященной женщинам, которые меняют мир. И меня утвердили. У нас было три дня съемок по 12 часов, было очень холодно, потому что в некоторых кадрах нужно было ходить в совсем не зимней одежде. Этот ролик потом крутили перед фильмами по кинотеатрам. И еще мы с ними сделали то, что я хотела, — по всей стране в примерочных разместили информацию, куда обращаться за помощью. И еще в ряде баров и пространств различных за счет их команды, потому что у нас бы ресурсов на это не хватило. 

С тех пор я просто обожаю команду российского Levi’s, мы дружим, они нас всячески поддерживают, я всегда люблю лишний раз сказать какие они классные, потому что они действительно первый бизнес в России, который взял на себя смелость говорить про эту тему, а еще они действительно классные. Многие бизнесы от нас шарахаются по сей день, хотя сейчас тема становится модной. Недавно с косметикой Mixit мы запустили вместе горячую линию. Есть и другие, кто хочет с нами дружить, денег, правда, никто не предлагает. Мне хочется объединяться со всеми, потому что очень хочется, чтобы все люди поняли одну простую вещь: проблема домашнего насилия — это не проблема нашего Центра. Это решится только тогда, когда все вместе — кто вышивает, кто танцует, кто бублики печет — будут говорить, что это плохо, что это ненормально. Тогда что-то будет меняться.

— Насколько выросло количество обращений к вам после недавнего фильма Регины Тодоренко «А что я сделала, чтобы помочь»? (Доходы от монетизации этого фильма, два миллиона рублей, Тодоренко перечислила «Насилию.нет» – прим. ред).

— В среднем у нас было в месяц 100-200 обращений, а в мае было больше 600. Мы работаем на пределе. Все соцсети легли, нас начали везде отмечать, нам пишет огромное количество людей, у которых за соседней дверью кого-то избивают, и всем нужно ответить. Мы выложили цифры за май, там больше 450 звонков. У нас команда из 10 человек (это с бухгалтером, редактором, администратором и т.д.), бюджет порядка 600 тысяч рублей в месяц (где одна аренда 100 тысяч), а мы тянем на себе махину, которой надо намного больше рук.

— А объем пожертвований при этом вырос?

— Нет. Когда Иван Ургант про нас рассказал, у нас выросло количество пожертвований тысяч на 30 в месяц. После Регининого поста на 8 миллионов человек у нас подписка выросла тысяч на 20-25. Весной Центр был на грани закрытия, потому что закончился наш первый на тот момент и единственный грант, и у нас не было денег ни на аренду, ни на зарплату.

Я кинула клич в Фейсбуке — очень стеснялась это делать, но меня заставили. И мы за два дня закрыли подписками наш порог в 500 тысяч рублей ежемесячно.

После этого я выдохнула, потому что мы наконец-то перестали жить все время в режиме неизвестности. Как минимум, я знаю, что есть зарплата на команду и на аренду. Но сейчас нужно найти деньги на трех психологов и на другое помещение, потому что у нас на Земляном валу всего лишь две комнаты: одна наша большая как коворкинг и вторая, где велся прием психолога и юриста. А мы уже не можем себе позволить в одно время проводить только одну сессию – или психолога, или юриста. Получается, мне нужно найти еще пространство квадратов на сто побольше, не потерять локацию в центре, легкую доступность. 

Государственных денег у вас нет?

— Мы получили этой весной грант мэра Москвы – 500 тысяч рублей. Из них почти 300 тысяч – на печать листовок, чтобы распространять по всем московским женским учреждениям, и 200 тысяч на организацию конференции. Нам на зарплаты там 0 рублей, это наша попытка привлечь город к разговору о том, что происходит.

— На президентский грант не подавались?

— Подавались, не получили.

— А бизнес жертвует?

— Есть, например, юридическая фирма моего приятеля, которая каждый месяц переводит тысячу рублей. Мы за бизнесом сами точно охотиться не будем. Если кто-то придет, то мы будем разговаривать. Это не самая лучшая стратегия моя, но я не умею просить, но это дает абсолютнейшую независимость. Мы совершенно спокойно можем кого угодно проигнорировать и делать то, что нам кажется правильным. Нет никого, с кем бы я должна была согласовывать нашу работу. У нас нет, например, попечителей, потому что они могут не только помочь, но и навредить, а помочь они могут и без статуса попечителя. 

— Как вы собирали свою команду?

— Первые три года сотрудников у меня не было: я делала все одна, а помогали мне только волонтеры. В 2019 году, когда мы запускали Центр со всеми сопутствующими расходами — арендой, зарплатами, — у меня уже была команда людей, прошедших со мной долгий волонтерский и безвозмездный путь, конечно, именно они сегодня и являются командой Центра. Единственным исключением стала наш юрист, которая до этого со мной не работала, но мне ее порекомендовали коллеги, а так — это те, кто со мной были еще до того, как вообще зашла речь про зарплату. Мы такая секта сумасшедших единомышленников. Лаборатория муравьев, делающих двести проектов одновременно. В таких темпах работать трудно. Мы не всем подходим, нам не все подходят, с кем-то приходится прощаться, например, мы этой весной искали нового редактора, она не прошла испытательный срока, и фандрайзера, она через месяц попросилась уйти, потому что ей оказалось тяжело. Будем искать дальше. 

— А почему такие темпы?

— Очень мало рук, а задач очень много. Я привыкла к такому режиму, что плохо, потому что трудоголизм — это тоже отклонение. Я пошла работать на третьем курсе, и с тех пор у меня всегда было несколько работ или учеба и работа. Сейчас у меня две работы: я возглавляю Центр и преподаю почти на полную ставку семейное право в Юридической академии. Скоро будет третья, радиопередача на «Эхе Москвы».

Просто хочется все успеть, столько интересного вокруг, спокойный режим мне не очень подходит, я лучше отдохну пару недель, а потом с новыми силами опять буду фигачить.

— Среди сотрудников и волонтеров Центра есть кто-то, кто сам сталкивался с проблемой домашнего насилия?

— Есть. Думаю, что здесь наличие или отсутствие своего опыта вырабатывает разную тональность, могу ошибаться. Те, у кого была травма, мягче. Я все-таки не мягкий человек, у меня нет проживания своего горя, у меня ультимативная позиция: нет и все, насилие недопустимо и никак иначе. Я занимаюсь этой темой именно потому, что у меня такого никогда не было, и вызывает колоссальное возмущение то, что это считается нормой.  

— Какова сейчас ситуация с законопроектом «О профилактике семейно-бытового насилия в РФ»?

— Он есть, и его нет. История такая. Есть законопроект, который внесла в Госдуму предыдущего созыва в 2016 году депутат Салия Мурзабаева. В его создании принимали участие, в частности, Мари Давтян и Алексей Паршин, и он хороший. Кроме того, в 2015 году Светлана Григорьевна Айвазова – великая женщина,  которая первой перевела «Второй пол» Симоны де Бовуар на русский, — как член СПЧ давала его Путину в руки. И есть законопроект, разработанный Советом Федерации, который юридически безграмотен и не только нашим оппонентам идейным не нравится, но и нам. Например, он начинается с того, что предполагается, что этот законопроект будет распространяться на те деяния, которые не подпадают под действия уголовного или административного кодекса. Тогда вообще непонятно, на что он будет распространяться. Еще он предполагал, что НКО должны будут заниматься примирением агрессора с пострадавшими, что не укладывается в голове.

Если взять Стамбульскую конвенцию, которая на сегодняшний день является самым прогрессивным документом по защите женщин и девочек от насилия (РФ, к сожалению, пока что не ратифицировала этот документ 2011 года), то там очевидно, что вся логика таких документов должна быть направлена на защиту прав пострадавших. Они потом могут мириться сколько угодно, но мы сначала должны помочь защитить. Мы — я говорю как специалист и как государство в целом, которое должно защищать жизнь и здоровье своих граждан. Но вместо этого у нас сенатор Елена Борисовна Мизулина, которая инициировала декриминализацию, говорит, что «даже когда бьёт мужчина свою жену — такой обиды нет, как если обидеть, унизить мужчину».

— Как, вообще, менять такие взгляды на уровне страны? Снимать фильмы и сериалы?

— Должно быть просвещение. Я, например, помню, что когда Ира Горбачева стала нашим амбассадором, я ее спрашивала: «Ир, скажи, пожалуйста, а как быть, если твоя подруга Авдотья Смирнова в сериале «Садовое кольцо» играет директора кризисного центра, который говорит, что никаких побитых баб этих дурацких нет, просто они хотят дешево койко-место в столице снимать. Сериал транслируется на многомиллионную аудиторию Первого канала. Поможет ли это нашему делу?». Ира сказала: «Я этого не видела, но это же кошмар, так делать не надо. Я скажу Дуне». 

А потом мы видим сериал «Большая маленькая ложь», который сделали Риз Уизерспун вместе с Николь Кидман. И там у людей была и голова, и профессионализм, и эмпатия, и тактичность по отношению к этой проблеме. Вот и два полюса.

Я полагаю, что людей, которым понравился сериал «Большая маленькая ложь», намного больше, чем тех, кто насладился сериалом «Садовое кольцо».

— Почему вы выбрали на роль первого амбассадора именно Иру Горбачеву?

— Амбассадоры у нас меняются каждый год. По двум причинам: не хочется, чтобы люди выгорали и мы им надоедали своими делами, и надо всегда говорить с новой аудиторию. Я интуитивно принимаю решения, кого позвать, но первый шаг всегда делаю не я. С Ирой началось так: ее близкая подруга, моя приятельница, просила меня проконсультировать их по теме насилия — они думали сценарий какой-то писать, потом я предложила Ире нас поддержать, мы встретились, поговорили. Я приезжала к Ире с презентацией на компьютере, объясняла на пальцах, чем домашнее насилие отличается от конфликта и  весь ликбез. Она не сразу была готова, но в итоге согласилась, за что я безумно признательна. Потом я позвала Иру Шихман. Это было после того, как Ира снимала фильм «Бьет – значит бьет», в котором она пригласила меня принять участие. Мы хорошо поговорили, и я увидела в Ире человека, которого я хочу видеть в этом качестве. Третьим амбассадором будет Регина Тодоренко, с которой та же история. Я с ней поговорила, когда она меня позвала на съемки своего фильма, приехала к нам в Центр, мне показалось, что это важно, я планирую, что вместе нам многое удастся. 

— У амбассадора есть конкретные обязанности?

— Нет, мы не прописываем ничего. Когда певица Наргиз искала героев для клипа «Нелюбовь» с пострадавшими от насилия, мы помогали кого-то найти, а потом в Forbes вышла колонка, где она рассказала свою собственную историю, с моими комментариями. Я предложила ее представителям: «Если Наргиз это интересно, то давайте в амбассадоры ее». И они начали: «Сколько раз и где она должна упомянуть, сколько раз должна появиться». Я поняла, что это вообще не наш формат. Потом Наргиз ушла от Фадеева – я не удивлюсь, что ей даже не передали мое предложение, и, возможно, она бы по-другому строила диалог, учитывая, что у Иры в фильме она вела себя, на мой взгляд, совсем иначе. 

Если говорить об Ире Горбачевой, к которой я отношусь с большой нежностью, то нам удалось, к сожалению, не так много сделать. Но было интервью с Ирой, где она рассказала про свой личный опыт, и был большой эфир с Ирой и с Ксенией Собчак на RTVi с «Одноклассниками». Это был первый эфир, который посмотрело несколько миллионов человек. С Шихман история другая. Она сама пришла заряженная в эту тему, ей хочется нам помогать. С Региной история еще круче, потому что она облажалась, понимает это и хочет еще больше. Вчера она мне писала в полпервого ночи: «Я придумала это, я придумала то». Так что нет никаких требований. Единственное, мне не нужен человек, для которого мы обуза. 

— Но ликбез проводить приходится?

— Конечно. И нужно быть готовым к рискам. Если искать идеального амбассадора, его не найти никогда. У нас был проект «Мужчины против насилия» с разными известными персонажами. Вроде все им объяснишь, хорошие люди, все понимают, а потом они как идут интервью давать, диву даешься. Сначала Цыпкин на Санкт-Петербургском международном культурном форуме говорит, что он сексист (сейчас Цыпкин за нас опять, и с Оксаной Лаврентьевой намечается проект). Потом Вася Обломов ругает какую-то женщину за то, что она голая. Потом Артем Королев на «Пусть говорят» заявляет, что она чуть ли не сама виновата, что изнасиловали. Потом Николай Сванидзе ввязывается в драку с Максимом Шевченко во время эфира на радио «Комсомольская правда». 

— А женщины?

— Ксения Собчак — делали мы с ней несколько мероприятий, казалось бы, настолько на одном языке говорим, все понятно. И вот она приходит на Первый канал и говорит: «А папа меня в детстве не был, бил бы, — может, человеком нормальным выросла». И хихикает. Я понимаю, что для нее это шутка, потому что ее не били, но для миллионов людей это не шутка, потому что их били так — розгами, ремнями, палками, — что это вообще не смешно. 

— Алла Пугачева, наверное, была бы идеальным амбассадором.

— Это моя мечта, честно. Я была очень рада, когда увидела интервью Максима Галкина на «Дожде», где он высказывался несколько минут большими предложениями против декриминализации – почему это абсурд. Я тогда загорелась, представила Галкина с Пугачевой. Но они живут в очень закрытом мире, им это неинтересно, им полностью хватает их Инстаграмов для того, чтобы высказывать свое мнение. Зато у нас недавно появился автоответчик, который в наше нерабочее время отвечает голосом Лолиты Милявской. Я за это ей безумно признательна. 

 

+ There are no comments

Add yours

Добавить комментарий