В ноябре 2021 года фонд «Старость в радость» отметил десятилетний юбилей, а прямо сейчас уже в десятый раз собирает деньги на новогодние подарки для 70 тысяч пожилых людей и людей с инвалидностью, живущих дома и в интернатах. Директор и соучредитель фонда Елизавета Олескина в интервью «Филантропу» рассказывает, с кем начинала работу, почему выбрала для фонда путь системного развития и как представляет собственную старость.

Сельская учительница

Я пошла на филфак, потому что хотела учить детей. Начитавшись наших деревенщиков, Распутина и прочих прекрасных Трифоновых, я представляла, как будет хорошо, отучившись где-нибудь в МГУ, отправиться в сибирскую глушь и там поднимать село. Но поездив на филфаке в разные экспедиции, я стала все больше и больше думать о возможности помочь пожилым людям, с которыми мы встречались. Даже не столько помочь, сколько успеть побыть с ними рядом, пообщаться, набраться мудрости, опыта. Поддерживать их и получать от этого удовольствие. Это было реальной задачей — а вот село, упавшее задолго до меня, продолжало бы падать и со мной. 

В конце учебы в университете я успела поработать и в гимназии, и в коррекционной школе: хотелось попробовать разное. В гимназии вела русский и литературу, а в коррекционной школе — чтение, письмо и даже музыку. А вечерами и ночами занималась проектами, которые потом превратились в благотворительный фонд «Старость в радость». С тех пор я с искренним восторгом и преклонением отношусь ко всем учителям, потому что на собственном опыте поняла, что процесс, конечно, увлекателен, но непрост.

Помню, в коррекционной школе у меня был ученик, которому тяжело давалось мое имя-отчество. Мы сто раз его повторили, и он, будучи уверен, что наконец выучил, cказал: «Ну что, Зелинавета Александровна, когда уже у вас перемена?». Сейчас, когда новые люди все чаще обращаются ко мне официально, такой вариант мне особенно нравится свежестью, новизной и абсурдом.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

В плену квартиры

Как все приличные юные школьницы, я была отправлена мамой в том числе в музыкальную школу учиться игре на пианино. Но спохватилась мама поздно, я уже заканчивала четвертый класс, и таких больших на пианино не брали. Зато нашлось место в классе аккордеона. Это умение очень пригодилось в первые годы развития фонда и волонтерского движения.

У меня был золотой учитель Валентин Иванович. Он жил своей работой, бесконечно любил детей и научил меня не только играть на музыкальном инструменте, но и нежно и уважительно относиться к людям, а это самое главное, чем бы ты ни занимался. 

А еще история Валентина Ивановича — хороший пример того, сколько всего еще нужно сделать, и как горько и больно, когда твоя невозможность помочь достаточному количеству людей бьет по своим. Когда наступила пандемия, мой учитель оказался пленником своей квартиры. Он жил один и был на пенсии, проработав в музыкальной школе до 70 с лишним лет. 

Говорить, слушать, понимать: как помогают семьям, где есть люди с инвалидностью

Когда пожилой человек перестает двигаться, выходить из дома, когда ломается его режим дня и жизненный график — это может иметь катастрофические последствия. Я поддерживала его как могла, звонила ему по телефону, пару раз пыталась помочь с доставкой продуктов. В наше загруженное время позвонить кому-то из своих знакомых пожилых учителей или родственников кажется не самым важным делом. Вспомнила — позвонила, через год еще раз вспомню. Это преступление, мое и тех, кто делает так же. Пожалуйста, звоните регулярно знакомым старшим, поставьте себе напоминалку в телефоне. Одиночество убивает. Изоляция, смешанная с одиночеством, убивает мучительнейшим образом.

Валентин Иванович упал дома и сутки лежал без помощи, пока его не хватились мы с его двоюродной сестрой. Когда приехала скорая, выяснилось, что из-за сильного стресса он перестал кого-либо узнавать. Его положили в больницу, и для меня большое утешение, что я смогла поговорить с ним по телефону. Меня предупреждали: «Он не разговаривает, он потерял связь с реальностью, он вас не услышит». Но я просила дать возможность сказать ему, что я очень его люблю, хотя бы для себя. И он услышал и отреагировал, отвечал мне, как мог. 

Однако если бы у нас была бы выстроенная система помощи, если бы уже на уровне государства работала система долговременного ухода, которую наш фонд так старается продвигать, Валентин Иванович не остался бы один, его бы не нашли спустя сутки. То, сколько таких людей ушло за пандемию и как они ушли, на совести нашего общества.

«Я знаю, что не одна»: патронаж на дому для подопечных фонда «Артист»

Эта сила — мы

Сначала нас было трое: я, Анечка Русакова и Алла Романовская. Аня уже давно не работает в фонде, но я бесконечно благодарна ей за невероятный вклад. А Алла много лет была одним из ведущих и важнейших сотрудников фонда. А сейчас она остается волонтером и адептом нашего общего дела. И частью моей души она точно всегда останется. Вместе мы делали примерно все, вели тактическую и стратегическую работу. Мне казалось пиком осмысленной деятельности, когда вечером на складе (он тогда был в подвале жилого дома на «Смоленской») я ждала грузовик с колясками, помогала водителю разгружать и в ночи шла домой с ощущением, что все, что можно сделать для отечества, мы сделали. 

Через некоторое время у нас появилась половинка ставки для завхоза Виталика, который помогал собирать, паковать, формировать, отправлять помощь. Виталик до сих пор с нами. Еще из первоначальной команды фонда у нас работает золотая Саша Кузьмичева. Помню, я пришла к ней в гости в общежитие и спросила: «Саша, как найти внуков пожилым людям, которые хотят получать письма?» Она сказала: «Прекращай ходить пешком и фотографией махать» и завела нам группу в VK. Сейчас Саша ведет SMM, а в оставшееся время соединяет людей, которые хотят помочь, с теми, у кого что-то испортилось или сломалось. За считанные секунды через сторис в «инстаграме» Марья Петровна, оставшаяся без холодильника, снова обретает нужную технику.

Сейчас у нас большая команда, потому что фонд очень вырос. Когда-то мы дружили с одним регионом — сейчас поддерживаем пожилых людей, людей с инвалидностью и их семьи в 60 регионах.

Сотрудничали с несколькими домами престарелых и одной службой помощи на дому — сейчас сотни учреждений уверены, что мы всегда поможем, и в этом бурном потоке бытия есть, по крайней мере, одна сила, которая не оставит их в трудную минуту, обучит уходу, поддержит, когда у них закончатся лекарства или будет нужда в срочной операции. Эта сила — мы.

Помощь больницам, приюты для бедных, школы для женщин. На что нобелевские лауреаты жертвовали свои премии

Осмысленная жизнь

У нас в фонде работает Саша, у него тяжелейший ДЦП, он печатает носом. Много лет он помогал нам с выписками, набивал цифры. В какой-то момент автоматизация процессов привела к тому, что работа, которую делал Саша, стала не нужна. Я сказала ему об этом и предложила придумать, как мы могли бы дальше ему помогать. Саша помолчал и сказал: «У меня сейчас случится инсульт, если у меня не будет работы, я умру, мне даже деньги не нужны». 

Мне стало стыдно, потому что мы чуть было не лишили человека осмысленной жизни. Ему не нужна подачка от нас, не нужно, чтобы мы оплачивали ему сиделку. Ему нужно понимать, что он дает.

И он хочет сам зарабатывать себе на все, что нужно. Саша умный, классный молодой человек, которому хочется и можется что-то делать и давать. Сейчас коллеги из разных отделов фонда дерутся, кому он в итоге будет помогать, потому что у всех есть задачи, которые можно поручить человеку без медицинского или социального образования. Это наша ответственность как фонда — учиться встраивать в нашу реальность человека с теми или иными ограничениями, чтобы была польза для дела и осмысленная жизнь у человека.

Ощущение чуда

Спиной, нет, всем телом я осознаю невероятную ответственность за наших подопечных, которая росла по экспоненте по мере развития фонда. В год пандемии мы смогли привлечь больше полумиллиарда рублей и помочь пожилым людям по всей стране. Это больше традиционного бюджета — но и объемы помощи были катастрофически огромными. Страшно было бы ответить, что мы не знаем, что делать, у нас самих нет ресурсов. Слава богу, ни разу за пандемию этого не случилось. 

А прямо сейчас от нас ждут радости и праздника чуть больше 70 тысяч пожилых людей и людей с инвалидностью — и те, кто одиноко живет дома, и те, кто закрыт в интернатах, в том числе, в отделениях милосердия.

Мы должны будем найти возможности, чтобы люди накрыли праздничные столы, поставили елки, зажгли бенгальские огни и получили подарки. Все это и создает ощущение чуда, Нового года. 

Но случиться это чудо может, если каждый из тех, кто услышит о нашем сборе, не только пожертвует сам, но еще и расскажет всем и везде о том, что нам нужна помощь. Мы верим, что все получится. Как иначе, если наша попечительница Лиза Арзамасова, когда ее спрашивают в интервью о личной жизни, отвечает: «Да что там моя личная жизнь, вот фонд «Старость в радость» начинает сбор подарков!»

«Самый верный способ что-то поменять – сделать это вместе»: правила #ЩедрогоВторника

Старость случится с нами

Мы смотрим на все НКО, которые выбрали для себя путь системного развития, перестройки и достройки той сферы, в которой они помогают. Фонд «Подари жизнь» выстроил целую систему по лечению детского рака с обучением врачей, развитием медицинских центров на местах, большим количеством законотворческих проектов, созданием регистра доноров. Фонд «Вера» добился понимания, что нужно создавать паллиативную помощь, которой не было, что она требует знаний, навыков, ресурсов, она должна быть доступной, что качество жизни и качество смерти должно быть другое. Фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» стремится сделать так, чтобы родители, которые не справляются, получали помощь на этапе, когда ребенок еще дома, и семьи бы не разлучались. А мы достраиваем отсутствующую систему долговременного ухода за пожилыми людьми и формируем образ достойной жизни в старости. 

Старость у нас, скорее всего, будет достаточно длинной, потому что люди живут дольше, так демография работает. Этот период жизни может быть интересным, прекрасным, наполненным смыслами. И он случится с нами, а не с кем-то, в кого мы превратимся через 50 лет. Мы останемся такими же внутри, и нужно, чтобы возрастные ограничения максимально компенсировались помощью от государства, общества и семьи.

Но это не значит, что через 50 лет я все еще буду руководить фондом! Как только я пойму, что кто-то другой сможет привнести больше, я уйду.

Для меня очень странно было бы стать воплощением давно оставившего все новое позади директора, который сидит и не хочет никому уступать место.

При этом очень хочется, чтобы моя старость была наполнена смыслом, который дал бы возможность радоваться каждому дню. Для меня это прежде всего возможность чувствовать свою нужность. Если я буду в старости полезной в качестве человека, который печет печеньки, — прекрасно. Если надо будет играть на аккордеоне, я готова. На десятилетии фонда выяснилось, что мой аккордеон не остался в полях возле Магадана, как я считала, а лежит на складе в правом углу под коробками конфет и средств для ухода. А значит, однажды мы с ним встретимся. Руки помнят.