Только что встречался с бывшим детдомовцем, который рассказывал, как буквально под пулями спасает он детдомовцев нынешних. Он прошел через 18 уголовных дел, заведенных против него недовольными чиновниками. «Я против системы», — сказал он.

Он приехал ко мне, как к редактору «Филантропа». Тут же выяснилось, что приехал просить денег. Сначала — на проект, составленный так, что никто не даст. Потом — хотя бы на поездку в город N, где прямо сейчас, по его словам, детдомовцев продают на органы. Когда я начал в ответ говорить о поддержке информационной, а не финансовой, в глазах детдомовца появилась безнадега.

Он стал в каждой фразе употреблять слово «сироты» с ударением на первый слог, он начал говорить, что и на метро ему не хватает. Сказал, что он единственный в стране, кто готов рисковать жизнью ради детдомовцев, что все вокруг трусы и что всем наплевать. Что он не надеется на чью-либо помощь. Он запустил эти слова повторяющимся рефреном. Они жужжали грустным фоном, пока я читал его бумаги.

И тут безнадега появилась уже у меня в глазах. Я ведь не смогу рассказать ему о социальном проектировании, например. Или о том, как осмыслить миссию, оценить возможности, создать организацию, разработать стратегию, написать хорошую программу и с этим уже пойти на поиск средств и других ресурсов. Не смогу по двум причинам: потому что не профессионал в этой области и потому что бесполезно.

«Меня остановит только пуля в башке», — сказал мой собеседник. Если все, что он рассказывает, правда, — совсем не исключено.

Я назвал несколько людей и организаций, к которым он мог бы обратиться. Которые знают толк в стратегическом планировании, фандрайзинге, мобилизации ресурсов, информационных кампаниях и других наикрутейших штуках.

Детдомовец лишь горько улыбался: видимо, эти ребята слишком рафинированы для него, потому что остановить их может далеко не только пуля. Многие свернут деятельность просто за недостатком финансирования, кому-то хватит первого же предупреждения властей. В общем, не дойдет дело до пули.

«Я знаю, что ничего не выйдет», — сказал он в сотый раз за полчаса. Я тоже знаю. И не только из-за слепой одержимости этого конкретного моего собеседника, которая мешает ему делать дела. Рафинированные фандрайзеры и мобилизаторы ресурсов вообще не так уж часто пересекаются с «полевыми командирами». Одни увлечены технологиями, другие — борьбой. Одни близки к нарциссизму, другие — к паранойе с шизофренией. Они никогда не поймут друг друга, и это нормально.

Ненормально другое — что многие действующие лица на нашей общественной поляне рассредоточены по этим крайним лагерям. В центре не живет почти никто. Может, потому и кажется стороннему наблюдателю, что общественная поляна в России совсем не заселена.