При попытках понимания российской действительности в последнее время все чаще обращают внимание на феномен активизма. Его считают существенным и новым явлением, которое в значительной степени сейчас определяет общественный ландшафт. Однако, суть этого явления, его границы, причины возникновения, специфические отечественные особенности – на мой взгляд, остаются недостаточно проясненными и понятыми.

Что такое активизм и кто такие активисты, в России понятно далеко не всем

Поводом для этих размышлений стало исследование российского активизма, которое провел Центр ГРАНИ по заказу фонда Чарльза Стюарта Мотта в 20 регионах РФ, в трех из которых (Пермский край, Саратовская область, Новосибирская область) изучалась не только городская, но и сельская активность.

Кто такие активисты

Любопытный момент, с которым столкнулись исследователи: далеко не все из тех, кого они причислили к «активистам», сами считают себя таковыми. Более того, обнаружилось, что для многих само слово «активизм» содержит негативные коннотации. Активистами называют себя, преимущественно, организаторы протестных и идейно-художественных акций, а также члены политизированных групп. Это примерно 30% опрошенных, остальные же обозначают себя как «общественники», «волонтеры», «добровольцы», «правозащитники», «акционисты» и т.п.

Отметив, что термин трактуется очень по-разному, авторы исследования обозначили, что они имели в виду, определив активизм как «добровольную коллективную деятельность вокруг общих интересов и ценностей, реализуемую публично и бескорыстно».

В фокус внимания попали очень разные объединения людей. Это и мамы, борющиеся за то, чтобы городская среда стала более дружелюбной и безопасной для их детей, и группы, занимающиеся защитой животных или сбором средств на лечение больных детей, и сельские жители, своими силами решающие проблему нехватки школьных учителей, и движения за соблюдение конституционных норм, и патриотичные казаки, и люди, откликающиеся на стихийные бедствия, и многие другие.

Один из выводов исследования весьма оптимистичен: распространенность активизма в России много шире, чем это принято считать. По мнению авторов, в России параллельно сосуществует несколько поколений, слоев и стилей публичной общественной активности. Не все они одинаково заметны широкой публике. Явление это бурно развивается и, по словам Светланы Маковецкой, директора Центра «Грани», переструктурирует топографию гражданской повседневности.

Зачем и почему

Один из важных моментов, побуждающих людей становиться активистами — личный интерес. Он связан с проблемой или жизненной коллизией, с которой человек столкнулся непосредственно. Причем проблемы могут быть самыми разными – от конкретных случаев: протекающая крыша (Федор Горожанко, Заливает.СПб), наезд машины с мигалками (Петр Шкуматов, Синие ведерки), до экзистенциальных вопросов: нежелания жить «жизнью, в которой нет места для игры» и «жизнью вне истории».

То общее, что объединяет эти разношерстные практики, можно обозначить следующим образом. Во-первых, это борьба с жизнью, в которой от тебя ничего не зависит, и стремление создать пространство, где личное действие способно что-то изменить. И, во-вторых, выход за границу обыденности.

Вспоминая Йохана Хёйзингу, можно сказать, что активист – это Homo Ludens (человек играющий). Причем эта игра противостоит не т.н. «серьезности», а унылой обыденной механистичности повседневной жизни, где нет места личному поступку.

Взгляд на активизм в подобном ракурсе, на мой взгляд, позволяет понять драйв и творческую энергию этого явления. Не случайно некоторые респонденты исследования назвали участие в активистской деятельности как «глоток свежего воздуха» и «антидепрессант, по силе воздействия многократно превосходящий любые таблетки».

Причем здесь НКО?

Интересно, что некоторые участники исследования, работающие в некоммерческих организациях, считают себя активистами (иногда не называя этого слова).

Они говорят об особом «продвижении общественного интереса», который выходит далеко за рамки оплачиваемого рабочего времени.

Вообще же, развитие в России активизма – серьезный вызов для традиционных НКО. Если со стремлением менять жизнь к лучшему у них все в порядке, то в плане творческого куража они явно проигрывают инициативным группам.

И, если бы удалось объединить профессиональные возможности НКО с энергией активистских движений, все бы только выиграли. В самом деле, интернет-группам, например, собирающим средства для больных детей, вовсе не обязательно изобретать велосипед, а можно использовать отлаженный сервис фондов помощи – с их доскональной проверкой запросов, экспертизой  лучших вариантов лечения, отчетностью и т.п.

Вопрос в том, как и где найти «места встречи». Как сказал Вячеслав Бахмин, консультант Фонда Ч.С. Мотта: «Активисты очень чувствительны к любым вмешательствам. Им нельзя ничего навязывать».

Возможно, что со временем часть активистких объединений сами оформятся как НКО, как это случилось с «Отказниками.ру» и группой «Старость в радость». Какие-то движения сойдут на нет, но, в любом случае, участие в подобных практиках, как правило, меняет людей. Когда человек чувствует, что от него что-то зависит – это самосознание дорогого стоит.

Немного лирики

Когда-то в юности у меня был опыт набора на печатной машинке «Москва» самиздатовского журнала. Все это происходило в сибирском городе. Несколько лет спустя мне попалась книга «Энциклопедия российского самиздата», где была собрана информация о сотнях подобных журналов, которые буквально расцвели в 1970-80-е гг. Журнал, которому я имела некоторое отношение, к моей великой радости там был тоже упомянут. Помню, что меня поразил тогда масштаб явления и его география – были представлены практически все регионы СССР, а некоторые журналы издавались в каких-то отдаленных поселках силами нескольких энтузиастов.

Разумеется, никто тогда не называл людей, увлеченно что-то самоиздающих, «активистами». Но стремление к артикулированному свободному высказыванию вне отлаженных партийно-комсомольских производственных структур, определенно, было у довольно большого количества людей… Можно сказать, что современная российская ситуация способствует самозарождению групп, создающих пространства, где от них что-то зависит. Значит, есть надежда, что гражданское общество здесь рано или поздно будет.

Вместо эпилога

Когда эта статья уже была написана, в гости ко мне пришел один мой знакомый, и я показала ему текст. Он долго нечленораздельно возмущался. А потом сказал следующее:

«Друзья. Все хорошо и правильно. Кроме одного: вы же говорите об активизме, об АКТИВНОСТИ. А описываете ее как ре-активность, как реакцию на определенные общественные условия и обстоятельства. Активизм есть исходное, а не реактивное свойство общественного человека. Речь должна идти не о «возникновении» активизма. А о долгом его подавлении – таком подавлении, что он принимал причудливые формы семейных и копроративных праздников с шашлыками и выездами в поля, форму советских профкомов и месткомов, форму «клубов по интересам», клубов филофонистов и любителей чтения, киноманов и огородников. А также — форму псевдополитических и околополитических движений…»

Такой неожиданный поворот показался мне очень правильным. В самом деле, если смотреть на «активизм» не как на некую вдруг возникшую штуковину, а как на обычную необходимую активность, без которой общество просто не может существовать, многое встает на свои места. И если активизм не примет адекватные себе формы, формы осмысленного социального действия, следует ставить очень тревожный диагноз самому обществу.