За последний месяц я пообщалась с представителями органов исполнительной власти трех крупных регионов страны. Все отмечали – за последний год резко возросла смертность детей до 1 года от неестественных причин. Что скрывается за «неестественными причинами» и что так беспокоит специалистов? Одно из самых шокирующих преступлений против детей – убийство младенцев их же матерями. Сразу же после родов. Попросту говоря, все больше матерей убивают и выбрасывают своих новорожденных детей.

Что происходит? Специалисты защиты прав детства чуть ли не впервые ощущают и признают собственное бессилие. Дело в том, что женщины, совершающие столь ужасный шаг, зачастую никак не вписываются в представление о матерях из группы риска. Непонятно, как их выявлять и еще менее понятно, как предотвратить трагедии.

Это не семьи в так называемом «социально опасном положении», которые десятилетиями стоят на учете в социальных службах. Матери-детоубийцы ничем не отличаются от портрета среднестатистической российской женщины: небольшой, но стабильный доход, наличие обычного, как и у многих, жилья, перепавшего от родителей или других родственников, наличие гражданского или законного мужа, а иногда и старших детей, которые, стоит отметить, посещают дошкольные и школьные учреждения, получают медицинское обслуживание, чисто и по сезону одеты и накормлены. Сама же женщина не алкоголичка и не наркозависимая, ранее не судимая ни по статьям о причинении вреда детям, ни по другим. Словом, в ней нет ничего, что могло бы хоть косвенно указать на возможную трагедию.

Законодатели уже попытались внести свою лепту в искоренение зла и предложили законопроект о создании сети центров, куда любая мать сможет анонимно принести и сдать нежеланного младенца.

Органы исполнительной власти субъектов тоже предпринимают какие-то шаги. Например, издают приказы по учреждениям родовспоможения, согласно которым сведения абсолютно обо всех женщинах, рожающих детей без документов, должны передаваться в правоохранительные органы.

Поможет ли это, можно ли подобным образом спасти жизни детей?

Несколько лет я профессионально работаю с матерями, чьи дети рождаются нежеланными и которые планируют отказаться от детей сразу после их рождения. Через наши консультации, через «руки» наших специалистов за три с небольшим года прошло более 300 женщин. В отношении еще такого же количества мы консультировали наших коллег из разных городов России. И мнение, приведенное ниже, основано и, можно сказать, выстрадано большой практической работой.

Первое. Чтобы принести ребенка в анонимный центр, у человека должна быть соответствующая культура, если этот термин вообще применим здесь.

Должны быть заложены некие ценности, не зависящие от наличия анонимных центров. Ценность человеческой жизни в общем и жизни ребенка — в частности. Должно быть, если угодно, соблюдение главной заповеди «не убий» — неважно, в религиозном или ином аспекте. Тогда убийство собственного ребенка станет невозможным в любой ситуации.

Наличие центров для анонимного оставления детей не сотворит чуда и не сделает наш народ более чутким, духовным и правильным. А посему есть серьезные сомнения, что люди, ради которой федералы готовы вбухивать немеренное количество денег в строительство подобных центров, принесут туда своих нежеланных детей.

Для иллюстрации приведу пример. Специалисты одного из регионов работали с женщиной, которая три года назад была осуждена по статье 106 УК РФ за убийство новорожденного. Женщина призналась, что в тот момент, когда она родила ребенка, для нее не представлялось большой проблемой избавиться от него столь жестоким образом (она родила в домашней ванне и утопила младенца). Она планировала сделать это в течении всей беременности, и мысль о том, что от ребенка можно просто отказаться в роддоме, даже не приходила ей в голову. Ей было важно избавиться от ребенка до появления дома ее родных, и это предрешило судьбу несчастного младенца.

Хоть какой центр ни существуй, эта женщина не принесла бы в него своего ребенка.

Второе. Будет трудно понять, насколько эффективны такие центры.

Дело в том, что они не будут пустовать, вот только не за счет тех, ради кого строились. Туда понесут своих младенцев мамы, которым все-таки важны жизнь и благополучие ребенка. Те, которые сейчас отказываются от своих малышей в роддомах. А значит, те, кого можно и нужно убеждать оставить ребенка в семье.

Из более 300 женщин, с кем работали мои специалисты в Новосибирске, решение об отказе изменили почти полторы сотни. Они забрали своих детей, а намерение отказаться от них вспоминают сейчас с содроганием. Отказ для них был крайней, вынужденной мерой, на которую они шли потому, что не видели другого выхода, потому что считали, что все их бросили, что никому на свете нет дела ни до них, ни до их проблем. Шли мамы на этот шаг через горькие слезы и огромную боль в сердце. И как только понимали, что они не одни, что им хотят и могут помогать, они без колебания забирали своих детей.

А что было бы в случае, если бы существовали анонимные центры оставления детей? Мы бы никогда не нашли этих женщин, потому что все они оставили бы своих малюток там.

Таким образом, есть опасность потерять матерей, которым можно и нужно помочь оставить ребенка в семье. А помимо того, что это, вежливо скажем, противоречит приоритетной государственной задаче по сокращению числа детей-сирот и увеличит бюджетные затраты на содержание новорожденных отказников, это попросту сломает судьбы тысячам малышей и сведет практически на нет их шансы быть рядом с родной мамой.

Третье. Из разряда концептуальной философии.

Построив такие центры, государство собственноручно даст карт-бланш всем намеревающимся бросить своего ребенка. Ведь раз это узаконено, раз под это выделяют большие деньги, раз под это построены такие учреждения, значит это нормально, и отказываться от своего ребенка вполне допустимо по всем канонам. Разве такой должен быть посыл государства, в котором сирот сейчас больше, чем в послевоенные годы?

Четвертое. Опыт других стран.

Опыт, например, США, показывает, что центры никоим образом не решают проблему убийства новорожденных. Недавно мы обсуждали эффективность подобных центров с коллегой из Штатов. Она с грустью констатировала, что после принятия соответствующего закона и строительства центров количество детоубийств никак не сократилось. Новорожденных приносят плачущие, страдающие от своего поступка мамашки, глядя на которых становится понятно, что о возможном причинении вреда своему ребенку даже говорить смешно.

Очевидно, что проблема убийства новорожденных требует принципиально иного решения, чем просто строительство анонимных центров. Чего же именно?

Можно (и в общем-то нужно) говорить о падении общественных нравов и растущем количестве детоубийств как ярком проявлении этого процесса. Можно (и тоже нужно) говорить о необходимости проведения семейно-центрированной политики в государстве, о том, что семьи нужно поддерживать, и не только пособиями в пару тысяч, которые получить можно с лишь массой оговорок, — необходимо создавать условия для рождения и воспитания детей. Все это верно. И об этом сейчас не говорит разве что ленивый…

Хочется верить, что государство примет решение относительно законопроекта не наобум, а изучив и проанализировав ситуацию всесторонне.

Хочется верить, что люди «на местах» научатся видеть за сводками цифр и фамилий конкретные судьбы конкретных граждан и будут, как минимум, относиться к пришедшим к ним на прием людям вежливо и с пониманием, не перебрасывая своих клиентов, как мячик, в другие службы с классическими словами «я ничем помочь не могу, обратитесь туда».

Хочется верить, что различные крупные фонды смогут внести свой вклад в становление профессионалов, в развитие новых, качественных услуг для семей и детей; и это тоже, в совокупности со всем прочим, принесет свои позитивные результаты.

Хочется верить и в то, что каждый из нас неравнодушен к страдающим людям, и судьба ребенка, плачущего на руках нищенки-попрошайки, — не пустой звук.