Все чаще мы читаем в СМИ о том, как страдают дети от жестокости и насилия в собственных семьях. Душераздирающие истории я регулярно слышу и в личном общении с чиновниками различных ведомств. В случае трагедии принято винить органы опеки: не досмотрели. Однако при существующей системе оценки семейного благополучия они и не могут «досмотреть».

Сразу оговорюсь: в этой заметке я не берусь рассматривать проблему сексуального насилия в отношении детей — эта тема заслуживает отдельного анализа и отдельного разговора. Речь пойдет о физическом насилии в семье, которое иногда заканчивается настоящей трагедией — гибелью ребенка.

Самые громкие случаи за последние месяцы: в Новосибирске отец убил двухлетнюю дочь, которая отказывалась есть кашу, в Ханты-Мансийске отец убил своего ребенка, чтобы не платить алименты, где-то на юге страны мать выкинула новорожденное дитя под колеса поезда.

И это только верхушка айсберга: количество пострадавших от семейного насилия детей неуклонно растет. Мощный поток страшных историй о жестоком обращении с детьми хлынул не так уж и давно, пару лет назад. Непонятно, то ли и раньше так было, просто замалчивали, то ли в нашем обществе идут какие-то новые, доселе неведомые нам процессы и перемены.

Органы опеки, комиссии по делам несовершеннолетних и другие профильные ведомства бьют тревогу: дети страдают в тех семьях, которые не являются «постоянными клиентами» их служб. Или которые таковыми являются, но нет видимых проявлений кризиса в семье, угрожающего летальным исходом. Так, например, в случае с убийством двухлетней девочки в Новосибирске представители опеки инспектировали семью за два дня до трагедии и ушли оттуда в полном удовлетворении – все хорошо!

Во многих НКО искренне недоумевают: почему чиновники ставят столько препонов желающим вернуть ребенка в семью и при этом оказываются неспособными предотвратить трагедию, происходящую буквально на их глазах.

Действительно, вернуть изъятого из неблагополучной семьи ребенка практически невозможно, даже если родители искренне пытаются заслужить это право. Порой им приходится выполнять и вовсе дурацкие требования специалистов защиты прав детства: отдать животных в другие руки (а вдруг у ребенка будет аллергия?) или поменять старые оконные занавески на новые, потому что наличие старых занавесок — серьезное препятствие для жизни ребенка в семье…

И вдруг выясняется, что под носом у этих дотошных, придирчивых даже к мелочам людей умирают дети — чуть ли не сразу же после их визита к ним.

Возмущаются и детские омбудсмены разного уровня — и регионального, и федерального. Виноватыми в трагедии сразу и безоговорочно признаются представители опеки. Недоглядели, недосмотрели, приняли неверное решение… Никакой презумпции невиновности.

Однако на деле о вине конкретных людей из органов опеки и других «профильных» ведомств говорить можно не в каждом случае. Основная проблема — в неэффективности самой системы оценки ситуации в семье.

Когда специалисты приходят в семью с инспекцией, они заполняют бланк акта обследования. Это такой документик, в котором есть несколько пунктов, дающих представление об общей ситуации: жилье, доход, родственники, детские вещи, игрушки.

Первым делом, проверяют общее состояние жилья – наличие ремонта, соответствие санитарным нормам. В общем, все внешние условия, в которых может (или не может) находиться ребенок. Критерии оценки при этом очень размыты. Так, для одного специалиста парочка тараканов, неспешно прогуливающихся по квартире, есть серьезный показатель антисанитарии, тогда как для другого – это лишь неизбежные последствия открытия на первом этаже дома продуктового супермаркета. Единодушное мнение о состоянии жилья возникает, как правило, лишь в тех случаях, когда ситуация крайне критичная и даже самому неискушенному в социальной сфере человеку становится понятно – ребенку здесь не место. Другими словами, действующая оценка жилья способна выявить только ту категорию семей, которые уже находятся на стадии хронического кризиса.

Еще один важный пункт в проверке жилья — кто именно в нем прописан и в чьей собственности оно находится. Меня всегда искренне интересовал вопрос: как это влияет на вероятность нарушения прав ребенка? Ответа я так и не нашла.

Двигаемся далее. Кухня. Тут лобным местом для родителей является холодильник. Невероятно и крайне важно для любого специалиста посмотреть, что же там внутри. Должны быть продукты, много продуктов. Отсутствие таковых во время проверки — серьезный фактор при принятии решения, отдавать ли ребенка в семью. Заглянут в холодильник даже тогда, когда решается судьба грудного малыша, хотя что из необходимого грудничку думают увидеть там специалисты, — совершенно непонятно. При этом в некоторых семьях со свойственной нашему народу смекалкой уже давно сообразили: на случай визита опеки продукты можно арендовать у соседей.

Продуктовый набор — действительно важный фактор. Но отсутствие еды в семье в данную минуту еще не говорит о том, что ее здесь нет никогда. Или о том, что ребенка в этой семье не будут любить. Никакого индивидуального подхода, к сожалению, при обследовании не наблюдается.

Из кухни идем в спальню. И если там нет детской кроватки, — все, пиши пропало! С одной стороны, опять же, верно – ребенок должен где-то спать. С другой стороны – бывают же разные обстоятельства. Например, мама не собиралась забирать ребенка из роддома, а потом передумала и просто не успела купить или достать все необходимое. Или почему ребенок не может спать, например, в коляске или во взрослой кровати, при соблюдении норм гигиены?

Наличие детских вещей – тоже очень серьезный фактор, без него никуда. См. предыдущий пункт про кроватку.

Вот, в общем-то, и все, что является основанием для принятия решения – может ребенок быть в конкретной семье или нет. И как вы думаете, какие выводы можно сделать по такому акту обследования? Если, повторюсь, речь не идет о стадии хронического кризиса в семье? Этот инструментарий позволяет оценить только картину общего семейного благополучия или неблагополучия. Риск жестокого обращения он не учитывает совершенно. Вот почему за два дня до смерти ребенка специалисты опеки ушли из этой семьи в полном удовлетворении: спальное место было, продукты были, в квартире можно было нормально жить. По всем пунктам — идеал.

Не дают должного эффекта и другие существующие методы проверок. Например, требуют справку из наркодиспансера о том, что родитель не состоит там на учете. Другими словами, я, конечно, могу беспробудно пить, но если в диспансере я не состою, ребенка мне должны отдать. И, напротив, если я не могу достать такую справку (предположим, из-за отсутствия прописки в данном регионе), то ребенка мне не дадут, невзирая на то, что я нормальный родитель.

Иногда просят справку о доходах. Вещь тоже спорная – каким образом наличие у меня справки о моих доходах может влиять на мое отношение к ребенку и на риск того, что ребенку грозит от меня опасность – неясно.

А теперь давайте дружно подумаем, помогут ли все вышеперечисленные факторы распознать риск жестокого обращения с ребенком? И давайте прикинем, что будет, если мы уволим всех сотрудников всех опек и наберем новых? Они чудесным образом научатся оценивать не социально-экономическое положение семьи, а риски жестокого обращения? Конечно, нет. Они будут пользоваться все теми же методами оценки семьи, а значит, мы и дальше будем сталкиваться с историями, от которых кровь стынет в жилах.

Более того, я расскажу вам о реакции специалистов из органов опеки на постоянные обвинения в халатности и непрофессионализме. Реакция эта вполне естественная — они всеми силами стараются не допустить повторения трагедий. И тут-то и начинается самое интересное. Чтобы не получить проблему, надо сделать так, чтобы проблема вовсе не возникла. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Стараются быть более въедливыми и дотошными, действуют по принципу «не пущать». Органы опеки попросту перестают отдавать детей. В итоге страдают родители, которые искренне хотят выбраться из тяжелой ситуации и воспитывать своего ребенка в семье.

Получается замкнутый круг. И ничего не изменится до тех пор, пока мы официально не признаем, что используемые методы неэффективны и не поставим вопрос о том, что нам нужные иные методики.

Иные методики между тем существуют, это не сказка и не фантастика. Существуют в других странах, которые уже давно решают проблему насилия над детьми, существуют и в арсенале российских фондов, в частности тех, что специализируются на внедрении инновационных методик и технологий.

Возможно, пора созвать серьезные экспертные группы и хотя бы в качестве эксперимента, на отдельно взятых территориях, проверить эффективность новых методик. Иначе получается как в анекдоте про ежика, который лез на кактус, кололся, плакал и снова лез.