Женщины, автомобили, рок-музыка и политика

Фото с сайта http://estb.msn.com

Продолжаем наши заметки, посвященные разным подходам к анализу благотворительности. На этот раз — о межпредметных пересечениях. О том, что «женщины, автомобили, рок-музыка и политика – взаимосвязаны» (с) Фрэнк Заппа.

Мы коснулись уже психологического и экономического подходов. Следующей, в соответствии с объявленным нами планом, должна была бы стать заметка о социологическом взгляде на благотворительность, но мы решили чуть-чуть изменить порядок публикации.

Необходимо подвести некоторые промежуточные итоги – причем, с учетом обсуждения, которое происходило на «Филантропе».

Напоминая уже сказанное, мы хотим показать, что в рамках одной предметной области, не залезая на «чужую» территорию культурологи и философии, говорить об анализе такого явления как благотворительность достаточно проблематично, если не невозможно.

Например, психологический анализ благотворительности, который пока, в большинстве случаев, есть прежде всего, — анализ мотивации благотворителей, неизбежно ведет за пределы собственно психологии.

Тематика и проблематика мотивации в самой психологии уже с 30-х – 50-х годов прошлого века сильно отличается от бытового понимания «потребностей» и «мотивов». Уже более чем полвека назад возникли представления о неравнозначности потребностей.

К. Роджерс и Э. Эриксон говорили об «иерархии потребностей», а А. Маслоу даже выстроил их «пирамиду». У всех названных авторов речь шла о том, что «специфически человеческие потребности» («высшие») у людей в нормальном случае главенствуют над другими, «биологическими» или «низшими».

В рамках этих заметок мы не можем позволить себе ни критику «традиционных» представлений о мотивации, ни критику концепций «иерархии потребностей». Мы можем только отметить, что и в западной психологии, и в российской представления о мотивации  уже не только чисто психологический, но и — культурологический взгляд на вещи.

Если психолог начинает говорить о «высших» или «специфически человеческих» потребностях, или апеллировать к понятию нормы или ценности, или, как предложил на форуме один из обсуждавших нашу заметку, — к понятию «», — неизбежно в таком случае он выходит за традиционные границы психологии.

Нечто похожее происходит и в экономическом анализе. Появление «теории символического обмена», понятий «символического», «человеческого», «культурного» капиталов многие экономисты называют «экономическим вторжением в социологию». На наш взгляд, несколько точнее говорить о «вторжении культурологии в экономику».

Экономические процессы нельзя адекватно понимать, если исключать из них все «гуманитарное», — это показывает не просто развитие самой экономической науки, но и сам ход современной жизни.

Понятия различных «нематериальных ресурсов» и различных «гуманитарных капиталов» фиксируют собой то, что мы не можем больше думать об экономике только как о процессе механического, автоматического обращения товаров и денег. Например, эти понятия позволяют хоть как-то прояснить то, что интеллигентные люди еще недавно называли бессмысленным буквосочетанием «менталитет».

Именно недостаток или отсутствие различных «гуманитарных капиталов» порождают странные экономики/культуры/общества, о которых нельзя сказать, например: капитализм это или феодализм. Рыночная ли это экономика или нет? Возможны ли здесь либеральные реформы и сам либерализм как экономическое и политическое направление?

Так или иначе, в различных науках и в самых различных подходах происходит встреча с культурологией и философией. Например, Вадим Самородов в своей интересной статье «Филантропия – пропуск в элиту» говорит:

«Филантропия, будучи вопросом частного интереса, может себе позволить действовать в противофазе мейнстрима и текущих тенденций и пытаться ответить на экзистенциальные вопросы мира и общества».

И, сказав это, немедленно оказывается на культурологической и философской территории. А здесь нужно быть предельно внимательным. Например, следует понимать, что элита – это вовсе не самая богатая часть общества. И то, что элита – политологическое и культурологическое понятие, а не просто некая социальная группа со статичными (деньги-власть), неизменными признаками или с повышенной гражданской ответственностью.

Недавние дискуссии по поводу применения 282 ст. УК РФ против блоггеров, когда суд считал «милицию» или «чиновников» социальной группой, в отношении которой якобы кто-то разжигал «социальную рознь», ясно показывают, что понятие «социальной группы» весьма непросто и, можно сказать, таит в себе реальные, а не теоретические опасности.

Например, по такой логике, можно объявить «социальной группой» правонарушителей и преступников и любое их «преследование» органами правопорядка считать «разжиганием социальной розни».

Особенно интересные вещи происходят в этом смысле в социологии. Является ли «социальной группой», то есть – тем, что может и должна исследовать социология –«гражданское общество»? Можно ли отождествлять «гражданское общество» (философское и культурологическое понятие) и «третий сектор» (понятие экономическое)? Что происходит в результате такого отождествления?

Об этом, и о многом другом – в следующих наших заметках.