Корреспондент «Филантропа» побеседовала с Михаилом Бондаревым, генеральным директором языковой школы «ВКС — International House», учредителем благотворительного фонда «Шередарь». Он создал на территории России первый частный центр, помогающий детям вернуться к полноценной жизни после тяжёлой болезни. Михаил Бондарев рассказал о своих жизненных приоритетах, целях и задачах фонда «Шередарь», а также об особенностях психосоциальной помощи детям, перенёсшим онкологические заболевания.

Михаил Бондарев

— Михаил Афанасьевич, «Филантроп» от души поздравляет вас и ваших единомышленников с запуском нового реабилитационного лагеря во Владимирской области в мае этого года. Расскажите, пожалуйста, о нём подробней.

— А какие ресурсы у нового лагеря «Шередарь»?

Если рассматривать рыночную цену нашего центра – то стоимость его больше полмиллиарда рублей. Двадцать домиков из трёх комнат, расположенных на 15 гектарах земли. По максимуму можно разместить двести – двести пятьдесят детей. Это на обычную, коммерческую программу, зарабатывающую деньги на реабилитацию. В такой смене количество вожатых на группу – один на двенадцать. А в реабилитационной программе на двенадцать детей – двенадцать, а то и больше волонтёров.

— Насколько трудно подобрать волонтёров?

— У нас нет с этим проблем. Гораздо важнее и злободневнее вопрос — где брать деньги?

— Действительно, где и как?

— Общество чуть-чуть помогает, да и центр будет сам зарабатывать на коммерческих детских программах. Хотелось бы больше денег, тогда бы мы проводили больше программ.

— А сколько вы до этого проводили на своей старой базе?

— В год три-четыре программы. Программы достаточно дорогостоящие. Надо и детей, и волонтёров принять, расселить и накормить. Участие одного ребёнка обходится примерно в 35 тысяч рублей, но родителям ничего платить не надо, только довезти ребёнка до Москвы. Если будет надо – мы и с билетом поможем. Волонтёров мы тоже принимаем бесплатно.

— На какой срок рассчитана смена?

— 7–9 дней. Эта смена примерно повторяет модель энергичного пребывания в реабилитационном лагере «Барретстаун». Больше дней — невозможно. Детки слабенькие, не могут много бегать, прыгать. Для детей и родителей подобная поездка в лагерь – первый опыт расставания за долгие годы. Фактически — это первые семь дней, когда они оказываются вдали друг от друга. А так мамочка обнимает своего больного малыша и не выпускает из объятий месяцы или годы. А разжимает свои объятия, когда ребёнок выздоровел и едет в наш лагерь. Или, извините, умирает…

— Какой возраст ваших подопечных?

— Мы брали до сих пор детей от семи до тринадцати лет с давностью окончания основного курса лечения до пяти лет. Сейчас мы будем брать и подростков от тринадцати до семнадцати лет.

— Слышала, что вы в тесном контакте с авторитетной ассоциацией SeriousFun Children’s Network, созданной известным американским актёром Полом Ньюманом, и объединяющей четырнадцать реабилитационных лагерей по всему миру…

— Да, это так. Мы активно обмениваемся с ними информацией. Кстати, Ньюман первым начал создавать центры для реабилитации детей, перенёсших тяжёлые заболевания. Они назывались Hole in the Wall (просвет в стене – Ю.Г.). Центры развиваются, они сейчас есть и в США, и в Европе. Замечу, что наша программа по качеству не уступает американским.

Михаил Бондарев, Шередарь

— Известно, что «Шередарь» занимает большую часть вашей жизни… В какой степени вы погружаетесь в зарубежный опыт?

— Я расскажу любимый анекдот. На базаре продают трех попугаев. Один – стоит тысячу, другой – пять, а третий – двадцать. За тысячу говорит на двух языках. За пять — на трёх. Покупатель спрашивает, а третий попугай, самый дорогой, сколько языков знает? Ни одного. Танцует? Нет. Поёт? Нет. А почему он стоит так дорого? Он шеф тех двух. Это про меня. Я вокруг себя собираю людей, которые погружаются в тему и многого добиваются.

— Давайте обозначим таких людей в «Шередаре».

— Думаю, что это все. И все же – я особо хотел выделить нашего медицинского директора Григория Цейтлина, заведующего отделением восстановительного лечения и реабилитации Центра детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Димы Рогачева. Григорий Янкелевич — настоящий энтузиаст своего дела! Он уже в достаточно зрелом возрасте волонтёром поехал в «Барретстаун»! К тому же помимо нас, он занимается реабилитацией ещё и в качестве заместителя директора государственного проекта «Русское поле». Если кому-то нужна помощь в этой сфере, Цейтлин всегда помогает.

— А чем отличается программное наполнение «Шередаря» от «Русского поля»?

— Они — санитарно-курортного типа, а мы — психолого-рекреационного. Мы ближе к евроамериканским стандартам, а «Русское поле» – к советско-российским. Но там тоже замечательные программы.

— Насколько изменилась ваша жизнь после выхода как благотворителя из тени?

— Я сам себе стал больше напоминать попугая, которого возят в клетке, тыча пальцем и говоря: «Этот дурак отдал полмиллиарда рублей на благотворительность». Я порой думаю, зачем высунулся?

Михаил Бондарев, Шередарь

— Возражу: это очень важный шаг для создания частной отечественной массовой благотворительности. Слышала, что это не первый ваш благотворительный проект…

— Я много чем занимался… В своё время начитался религиозной литературы под названием Евангелие от Иоанна, от Марка, от Луки, и от Матфея, и это срезонировало с какими-то струнками моего сердца. Осознал, что надо помогать другим. Я и до истории с «Шередарем» помогал. Но трудно было найти людей, которым я бы доверял и получал удовлетворение, помогая им. К примеру, мне очень не понравились глаза директора детского дома, которому я решил помочь. Я и храму одному какое-то время помогал, наивно думая, что деньги, которые я кладу в ящичек, пойдут нуждающимся. Потом узнал, что священник на эти деньги новые колёса для своей машины купил…Но я всё равно инкогнито около 10 лет отдавал деньги на благотворительность, много помогал Российской детской клинической больнице, поэтому какое-то время был в Правлении фонда «Подари Жизнь». Долгими путями шёл к своему благотворительному проекту, пока не встретил людей, которым можно доверять, и в 2012 году учредил фонд «Шередарь».

— У вашего фонда — необычное название. С чем оно связано?

— Шередарь, если переводить буквально, — это «дар жизни», «река жизни». Это исторически сложившееся место, в котором течёт река Шередарь. Это совпадение, которых у нас очень много.

— Расскажите, пожалуйста, подробней о своих подопечных.

— Наши дети – все в какой-то мере победители. Они учатся преодолевать себя и мир, состоящий из множества опасностей. Ведь даже после выздоровления до возвращения в нормальную жизнь проходят месяцы, иногда годы. Ребёнку, который был в больничной палате очень трудно вернуться в повседневную жизнь. Долгое время за него все решали. Наша программа говорит ребёнку: тебе все можно, ты такой же, как все! Важно, что они здесь без родителей! У нас под присмотром врачей, психологов и волонтёров дети на неделю погружаются в развивающую ребячью среду: спорт, походы, велосипеды, лодки, лошади, творческие мастерские, дискотеки. Ещё мой отец говорил — не так важен работник, как затейник!

Михаил Бондарев, Шередарь

— Вы известны и как основатель, и руководитель одной из наиболее авторитетных отечественных языковых школ. В какой степени сотрудники вашей компании «ВКС — International House» подключены к проектам «Шередаря»?

— Я раньше скрывал свою благотворительную деятельность и все делал сам, а сейчас, когда все вышло на публичный уровень, люди, работающие непосредственно со мной, вовлечены в благотворительный проект. Да и клиенты «ВКС — International House» давно знают, что каждый раз, оплачивая занятия в наших школах, вносят личный вклад в дело «Шередаря». Об этом даже на нашем сайте говорится…

В нашей школе мы не только преподаём язык, мы ещё учим преподавать. И в школу «ВКС – International House» съезжаются преподаватели со всего мира, чтобы учиться, как преподавать английский язык. Самый признанный в мире лингвистический сертификат – это CELTA (Certificate in Teaching English to Speakers of Other Languages). К нам приезжают со всей страны, чтобы обучиться и получить такие сертификаты. При этом мы не только готовим преподавателей, мы ещё готовим проверяющих, которые ездят по миру и следят за тем, чтобы такие курсы были правильно и качественно организованы. Это очень важно! Важно и в контексте нового центра «Шередаря». Потому что мы хотим, чтобы наш центр стал тренинговый площадкой, куда люди будут приезжать и учить друг друга. Мы планируем приглашать специалистов всего мира, которые будут рассказывать, как возвращать детишек к полноценной жизни. Ведь лечение злокачественной опухоли по своей физической и психологической травматичности является критической жизненной ситуацией для ребёнка и его семьи. Нужны психологи, психотерапевты, соцработники, педагоги, волонтёры, специально подготовленные для такой работы. К сожалению, специальных программ подготовки таких специалистов у нас нет.

— Ваша программа-максимум?

— Я вам вот что скажу… Мы до сих пор в «Барретстаун» отправляем детишек самолётами из России. И когда я туда приехал перенимать опыт и стал ходить по Дублину, увидел, что для ирландцев машина Порше Кайен — это что-то чрезвычайное. А в Москве, куда ни плюнь — везде Порше! У нас недавно у одного губернатора нашли коллекцию часов – на два миллиона долларов. У некоторых хватает денег на эти дорогие машины и на эти коллекции часов, но не хватает, чтобы помочь ребёнку, которого государство за свои деньги вылечило, вернуться в строй. Мне было буквально стыдно ходить по этой бедной Ирландии и понимать, что наша страна, наполненная нефтью и газом, деньгами, нормальными людьми, не может выстроить достойную систему детской реабилитации.

Поверьте: никто до нас не занимался этим на хорошем европейском уровне. А таких центров, как наш, нужны десятки. В стране от десяти до тридцати тысяч детей ежеминутно нуждаются в реабилитации. Мы принимаем триста – четыреста детей в год. Эту цифру в идеале надо умножить в двадцать раз. Если кто-то из читателей «Филантропа» решится построить подобный комплекс, мы подскажем, что и как нужно сделать. Я очень надеюсь, что такие центры появятся по всей стране.